изображены те же груды трупов, но на сей раз вокруг стояло несколько мужчин, некоторые из них явно веселились, обливая мертвецов бензином из канистр…

… а затем бросали туда факелы, красуясь перед объективом.

— Третья серия, — сказал Реб. — Правая полка в металлическом шкафу. Дэвид, прошу вас, я показываю это вам не случайно…

«Третья серия» была посвящена индейцам, изуродованным проказой. На них страшно было смотреть.

— Скажите, Давид, фотографии вам ничего не напоминают?

— Маутхаузен.

— За исключением проказы, да? Дэвид, с 1906 года это называется Службой защиты индейцев. Я, конечно, не утверждаю, что все мужчины и женщины, работавшие в этой организации, — такие же мерзавцы и палачи, как те, что совершили все, что вы видели. Я просто говорю, что под крылом этого учреждения собралось неестественной большое, то есть превышающее среднедопустимую норму число мерзавцев и палачей, которые встречаются в любом людском сообществе независимо от цвета кожи, языка, религии, которую они исповедуют или нет, от политической системы, за которую выступают или просто терпят. Я употребил слова «мерзавцы и палачи», потому что ни на одном из известных мне языков не могу до конца выразить весь мой гнев…

И он горько улыбнулся, глядя в пространство…

— Я не люблю говорить, Дэвид. Ни о чем, кроме конкретных вещей, когда, например, надо поручить кому-то купить что-то для меня или продать. Нет, не люблю говорить…

Он замолчал и снова улыбнулся:

— Извините меня, я вовсе не хочу вас обидеть, но… Вы нормальны сверх всякой нормы. Даже Джетро вынужден это признать. Я доверил вам свое состояние и ни на одну секунду не пожалел об этом. Вы блестяще выполнили задание и, вот уже более года возложив на себя финансовое руководство почти всеми моими компаниями, сумели заслужить особую признательность с моей стороны. Но вы, Дэвид, помогаете мне и в другом. Ваше «нормальное» отношение к вещам… действует отрезвляюще на мои фантазии или на мое безумие. Я вовсе не собираюсь философствовать. Одного из двоих зовут ди Андради. Он по своей наивности попытался шантажировать нас. Я мог бы избавиться от него обычным путем, как поступал с другими. Но он пустил в ход тот единственный аргумент, который мог привести меня в бешенство. Он пригрозил Жоржи Сократесу вмешательством одного из своих дядюшек, это второй человек, и зовут его ди Оливейра. Дядюшка занимает высокий пост в Службе защиты индейцев. Я запросил информацию о нем и только что получил ее.

— От Джетро.

— В каком-то смысле. Материалы частично у вас перед глазами, Дэвид. Люди, поджигающие трупы — вы их видели на фотографиях, — это garimpeiros, искатели алмазов. Когда-то один из них и мне причинил зло, но я решил ему не мстить: ведь они жалкие твари. В данном случае меня лично никто не задел. И все же я в ярости, просто вне себя, Дэвид… Какой контраст между тем, что он говорил, и спокойным, мягким тоном, улыбкой…

Мы выяснили, кто изображен на этих фотографиях, знаем их имена, возраст, города, где они родились, и, главное, нам известно, кто обеспечил их снаряжением, кто финансировал их путешествие от Белена до реки Тапажос. Мы нашли даже счета. Их нанял человек, работавший в одной из компаний Рио. Среди основных акционеров компании оказался Жоан Гомеш ди Оливейра, тот самый важный чиновник Службы защиты индейцев, который восемь месяцев назад перевел восемьсот семьдесят пять тысяч долларов на счет в банке Нассау, что на Багамских островах. Итак, нам известен номер счета. Так же, как и все остальное, что касается этого господина ди Оливейры. А он далеко не так чист, как вы, Дэвид. Далеко не так.

— Как вы собираетесь поступить с ним?

— Служба защиты индейцев была создана в начале века человеком по имени Мариану да Силва Рондон, искренним и добрым идеалистом. В том же ведомстве работают его потомки, среди которых есть замечательные люди. Но я не идеалист. Во всяком случае, такого рода. Тридцать восемь «гаримпейрос» образовали дьявольскую команду. Поначалу они убивали индейцев, раздавая им отравленную муку и сахар. Затем группа медиков — медиков, Дэвид, потому что в этой команде было два врача, — провела вакцинацию и заразила проказой девятьсот туземцев. Тех, кто выжил, расстреливали из пулемета, жгли напалмом и травили газом. Я ничего не придумываю, у меня имеются все доказательства, и вы сами можете убедиться в этом. По правде говоря, мне хотелось бы, чтобы вы это сделали. Я же сказал вам, что на вас я проверяю свои ощущения.

— Ну какой из меня судья?

— Я вас и не прошу судить. Достаточно, если вы будете беспристрастным свидетелем того, что произойдет.