так.

– Это ты о клинике? – усмехнулся Хозяин.

– О клинике.

– Я что, не мог найти другого места для того, чтобы отлежаться? Думал, что вы поймете меня. Неужели непонятно, что я хотел поговорить? Я когда Краба увидел – сразу понял, что все пошло наперекосяк. А сегодняшняя ночь это подтвердила.

– Перегнули палку, – сказал Хозяин.

– Это я заметил.

– Ну ладно, – сказал Хозяин, – вот мы встретились, так или иначе. Говори.

Гаврилин прикрыл глаза, вздохнул:

– Теперь говорите вы. Вы меня сюда притащили, вам и слово.

– А это не слишком сильно сказано?

– Иначе не получается. Извините.

Не получается у него. Не получается. Не может тридцатилетний мужик спокойно разговаривать, не смотря на мелкие неурядицы. В свое время Хозяин тоже был таким.

Пришлось научиться держать себя в руках.

Не получается. А так ничего, парень, толковый.

Хозяин улыбнулся:

– Ладно, за ночь и клинику я извиняюсь.

– Хорошо, – Гаврилин кивнул, – я тоже извиняюсь за тон. Думаю, вы меня тоже простите.

– Уже простил.

– Зачем я вам был нужен?

– Все-таки решил по-своему. Решил сам вопросы задавать? – Хозяин покачал головой, – Нехорошо…

– А так у нас будет шанс довести разговор до конца. Если я вдруг не так что-то скажу, меня отведут в подвал и я так и не узнаю, что вы хотели мне сказать, – Гаврилин тоже улыбнулся, вернее, попытался, потому что улыбка вышла довольно кривая.

– Хорошо, я буду умнее, – Хозяин припечатал ладонь к столу. – Я начну. А ты слушай. А потом мы будем решать, как тебе выбраться отсюда живым. И не дергайся, как конь. Слушай.

Хозяин встал из кресла и прошелся по кабинету.

– Я всегда выполнял правила и соблюдал обычаи. Всю жизнь я считал, что закон, не тот, что в бумагах, а настоящий, нужен для того, чтобы можно было жить. Солнце светит, трава растет, коровы пасутся, волки охотятся. Это закон. Его не нарушишь, Если нарушишь – умрешь.

Меня короновали, я честно вносил долю в общак, выполнял решения сходов. И ни кому не позволял этот закон облажать. Даже своим корешам.

Потом времена изменились. Ходить в «зону» уже стало ненужно. Авторитету от этого не прибавлялось. Беспредельщики полезли, звери… Некоторые старые воры попытались идти против этого…

Где они?.. Я понял тогда, что изменился закон. Изменился. Значит. Нужно меняться самому. И я изменился, потому что хотел выжить, и хотел, чтобы выжили мои люди. И мой сын, и мои внучки.

Мой сын работает уже легально, у него официальный бизнес и с ним могут здороваться за руку очень большие люди. Я сделал это. Я купил кого надо, я кого надо продал.

Я выполняю этот закон. И заставляю всех остальных его выполнять. И этот закон одинаков и для меня и для всех остальных. Только я сильнее. Но не сильнее закона. Понимаешь?

Хозяин потер руки, сел в кресло. На его желтых щеках проступил румянец:

– Я даже научился говорить без блатной музыки. Чтобы со мной могли говорить и те, кто не в законе. И чтобы со мной могли говорить мои внучки.

Я держу всех в этом городе. Я держу весь этот город. Он живет по моему закону, и я живу по этому же закону.

И тут появляетесь вы. Ваш Солдат. Кровь, смерть, беспредел.

Вы хотели мне показать, что мой закон не вечен? Вы хотите меня списать? Нет. Меня вы не тронули, хотя могли. Я вам нужен? Или мой закон?

Скажите. Вы продемонстрировали свою силу? Нет. Вы показали мою слабость. Вот что вы показали. И не только мне. Вы показали ее Крабу. Вы показали ее другим.

Зачем? Я это хотел у тебя узнать. Что вам от меня нужно?

Так поступают с лохами, когда хотят обложить их данью. Вы хотите от меня дань? Тогда покажите, что вы не только умеете разрушать. Докажите, что вы умеете строить.

Докажите, что вы сможете держать закон.

Хозяин замолчал. Потом вдруг наклонился к Гаврилину через стол и прошептал:

– А тебе придется доказать, что ты сможешь выжить в моем мире. В мире живущем по моим законам. И как бы я не хотел тебе помочь – я тебе не стану помогать его нарушать.