Краб сел.
– Что происходит? – спросил Хозяин, – Мне сказали, что ты уложил двоих наших ребят в койки. И у Витька, как мне сказали, шансов практически нет.
– Он попытался сбежать.
– Как это – сбежать?
– Увидел, что наши убиты в лесничестве, сыграло очко и…
– И нужно было его калечить?
– Нужно было, иначе бы всех потом заразил.
– Единственный, выходит, способ.
– Да.
Хозяин скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Краб попытался выдержать его взгляд. Словно в пропасть смотрел. Что-то недобро поблескивало в темных провалах глазниц.
Краб почувствовал что-то вроде головокружения и взгляд отвел.
– А мне казалось, что лучший способ привести все дела в порядок – это просто взять этого Гаврилина, которого ты грозился расколоть за пять минут. Взять и выдавить из него все без остатка. А потом предъявить людям завтра на сходе, а потом вывести его в расход. И не нужно было бы калечить своих. И что самое важное – не нужно было бы сейчас дрожать и думать как выкручиваться, как доказать всем, что ты был прав, когда вломился в «Гиппократ». А что теперь? Я тебя спрашиваю!
Краб промолчал. Он сцепил кулаки на коленях и молчал. Ему сейчас хотелось только одного – дотянуться до горла Хозяина хотя бы одной рукой, сжать и с наслаждением почувствовать, как хрустят хрящи под пальцами.
– Ты вначале мне сказал, что Гаврилин слабак, что расколется сразу. Он у тебя даже в обморок падал. А потом он замочил твоего человека. Раненый, один на один. Хорош слабак! – Хозяин усмехнулся. – Потом этот раненый оторвался от Кирилла, раздетый прошел по морозу двадцать километров и опять-таки в одиночку замочил еще пятерых. Среди них даже Кирилла. И потом испарился. Весело?
– Я же говорил, что это он был с Солдатом…
– Говорил? Точно – говорил. А почему тогда вел себя так, будто взял сопляка? Почему не приставил к нему охрану? Сможешь объяснить? Да не мне, а людям. Сможешь?
– Я…
– Ты. Именно ты. Ты один, Краб. Я за твои глупости расплачиваться не хочу, – Хозяин оперся руками о стол и наклонился вперед, – ты все хотел решать один. У тебя будет такая возможность.
Краб закрыл глаза, пытаясь заставить себя успокоиться. Сорваться сейчас – самоубийство.
– Ты ведь говорил, что твои люди были на блок-посту возле города? Как же они…
– А что они могли поделать? И их, и ментов прижали такие ребята…
– Какие ребята?
– Мои таких ксив и в глаза никогда не видели, а менты те просто по стойке «смирно» стояли, боялись кашлянуть. Там мог не только один человек проехать, а танковая колонна.
– И мента ты тоже не нашел.
– Не нашел. Не успел. Вначале…
– Мне какая разница? Что теперь? Что? Я тебя уже предупреждал – за тебя больше не подпишусь. Ты нарушил правила, которые я ставил в этом городе много лет. И ты это знаешь. Ты знал это еще тогда, когда решил действовать по-своему. Но ты думал, что тебе все можно, что ты Краб.
– Да, я Краб! Я Краб! И это я делал для тебя всю грязную работу. Это не твоих законов все боялись, а меня. Твои правила никому и нахрен не нужны. Никому, – Краб вскочил, – старый добрый дедушка, твою мать, патриарх. Все его слушают только потому, что уважают. Ни хрена! Люди могут слушать только от страха. Только от страха. Если они сожрут меня – они сожрут и тебя, вместе с твоими правилами и законами. А если не они, так придут другие. Явятся беспредельщики, которым насрать на понятия. Насрать. И вы будете путаться в соплях и кишках, когда они наведут свой порядок. И никто их не сможет остановить. Никто!
– Только ты, – сказал тихо Хозяин.
– Только я. Только я. Потому что я умею убивать. Потому что я хочу убивать. Потому что мне нравится убивать. Я сильный. Не вы. Я! – Краб выкрикнул это «я» и зашагал по кабинету, не обращая внимания на то, что два ствола сторожат его движения.
– Значит, ты. И я, значит, сейчас должен поддержать тебя, чтобы меня потом не сожрали? Так?
– Так.
– Ну да, ну да. Старый добрый дедушка должен опереться на сильную руку внука. Иначе старого доброго дедушку обидят плохие мальчики.
– Смеешься? – Краб шагнул к столу.
Оба телохранителя вскочили на ноги.
– Смеешься?
– Я спрашиваю. Просто спрашиваю. А ты не шуми. Меня на горло не возьмешь. Давно уже не получалось ни у кого взять меня на горло. Сядь!