Шатов насторожился, но испугаться не успел.

Удар. Разговор начал сам начальник. Охранники поддерживали Шатова, а он минут пять, не торопясь, обрабатывал кулаками грудную клетку посетителя.

Первый вопрос прозвучал только на десятой минуте общения:

– Зачем приперся?

– Я хотел просто выяснить, что именно случилось с Константином Башкировым, но если вы…

Удар. Резкий, хорошо поставленный удар, Шатов задыхается, пытается упасть, но стена и помощники приходят на помощь, и Шатов встречает новый удар стоя. И снова безуспешная попытка осесть.

– Ты, козел, не выначивайся, – посоветовал начальник службы безопасности, – просто скажи, кто тебя послал?

– Сам ты козел… – простонал Шатов и получил удар в район печени.

– Еще раз спрашиваю – кто послал?

Шатов никогда не замечал за собой такого упрямства под побоями. Он, в принципе, еще ни разу в жизни не оказывался в такой ситуации, но всегда предполагал, что слава молчаливых партизан в гестаповских застенках ему не по плечу.

Но тут его вдруг охватила такая ярость, что Шатов сам ужаснулся. Он ненавидел этих троих идиотов, которые задают ему дурацкие вопросы, на которые просто невозможно вразумительно ответить. Они были сильнее, они, по-видимому, могли сделать с ним сейчас все, что угодно, но Шатову это вдруг стало безразлично.

Ему было наплевать на боль, на угрозу быть искалеченным.

Когда от очередного удара дыхание пресекалось, а в глазах темнело, Шатов матерился в уме, медленно и старательно. Когда появлялась возможность дышать и говорить, Шатов произносил заготовленную фразу вслух и снова хрипел от удара.

– Мужики, – выдавил Шатов во время одной из пауз, – послушайте… мужики.

– Слушаю, – сказал начальник, потирая кулак.

– Мы… по-моему, – Шатов закашлялся, – мы, по-моему, зашли в тупик. В смысле, наш разговор. Я ни хрена вам не скажу… Не бей, дослушай. Я ни хрена вам не скажу, потому что и сам ничего не могу толком объяснить. Особенно в таких условиях.

Руки охранников напряглись, и Шатов, поняв, что сейчас будет нанесен очередной удар, заговорил быстрее:

– Вы, суки, можете меня сейчас здесь замочить. Забить до смерти.

– Можем, – согласился начальник службы безопасности.

– Тебя, кстати, как зовут? – спросил Шатов.

– Алексеем, а что?

– А меня – Евгением, – хрипло сказал Шатов. – Вот видишь, мы можем обмениваться информацией и без побоев, гнида.

Удар. На этот раз или особенно сильный, или очень уж точный. Или силы Шатова подошли к концу. Шатов потерял сознание.

…-Живой? – спросил кто-то сверху.

– Твоими молитвами, – сказал Шатов, прищурившись, чтобы рассмотреть говорящего. – А это ты, Лешик.

– Я, – Шатова подняли на ноги и прислонили к стене.

Это уже с ним недавно было. Совсем недавно. Только тех было двое. И они его не поставили к стене, а только посадили. И они совершенно ясно хотели только одного – убить Шатова. Эти же задают вопросы.

– С чего ты взял, что Башкирова убили? – спросил начальник.

– А я что, это сказал? – искренне удивился Шатов. Он действительно не помнил, как выдал эту информацию.

Но Алексей расценил это удивление как попытку иронии. И снова ударил.

– Ну, убьешь ты меня, а дальше что? – немного восстановив дыхание, спросил Шатов.

Ноги уже не держали, Шатов висел на руках у охранников. Начальник присел на корточки и заглянул ему в глаза:

– Ты крышей поехал? Чего ты выкобениваешься? Ответь, что и почему – и гуляй на все четыре.

– Ага, – кивнул Шатов, пытаясь собрать во рту слюну, чтобы плюнуть в эту гладко выбритую физиономию, – сейчас. Сейчас вы меня отпустите, ублюдки.

– Ублюдки, значит, – начальник похлопал Шатова по щеке.

– Ублюдки, пидоры… – Шатов задумался, вспоминая еще какие-нибудь ругательства, но ничего нового в голову не пришло, – пидоры. Ублюдки.

– Настырный сукин сын, – констатировал начальник выпрямляясь.

– Еще какой, – подтвердил Шатов, – ты еще не знаешь, какой я настырный. Я тебя, суку, еще…