Странно, раньше он много писал об убийствах, неоднократно копался в фотографиях убиенных и погибших. Но никогда не воспринимал это как что-то личное. Жмурик и жмурик. И черт с ним. Лишь бы материал вышел крепкий и жесткий. Народ любит читать о покойниках и их убийцах. И чтобы обязательно с подробностями. Сколько раз ударил топором… Насиловал просто так, или в извращенной форме…

Людям это было нужно, чтобы убедить себя… ну, хотя бы в том, что у них все не так плохо. В сравнении с неработающим тридцати лет, убитым в результате возникшей ссоры в ходе совместного распития спиртных напитков.

А для Шатова это было еще одним способом заработать.

Как все выходит логично и замечательно! Если занимать такую позицию и чуть ее расширить, то Вася совершенно прав. Абсолютно. И если прав Вася, если прав Арсений Ильич, то почему не встать на правую сторону и Шатову?

С Васей нужно просто перетереть эту проблемку. Обсудить и прийти к консенсусу. Нужно только заехать к Васе. Прямо сейчас.

Шатов осторожно высвободил свою руку. Вита еле слышно застонала. Шатов замер, подождал, пока Вита успокоится. Не нужно ее будить. Не нужно переносить нелепую утреннюю ситуацию на ночь.

Он просто уйдет. Прямо сейчас. У него есть необходимость уйти. Нужно. От этого зависит его жизнь. И, хоть Шатов и не хотел об этом думать, жизнь Виты.

Если они будут вместе, то…

Об этом лучше не думать. Хотя это позволяет ощущать себя чуть ли не благородным рыцарем, даже совершая подлые поступки. Он не оскорбляет ее, уходя среди ночи. Он делает это, чтобы защитить ее. Спасти жизнь. Виту.

Утром… То, что будет утром, его уже не касается. Будут слезы, или будет отчаяние – его это не волнует. Он будет слишком далеко. И он будет драться за свою жизнь. За Виту?

К черту! Шатов осторожно встал с дивана, собрал свою одежду, разбросанную по полу, и вышел на кухню. Одевайся быстро, Шатов, и беги подальше. А то вдруг ты, не дай Бог, успеешь задуматься, от чего бежишь. И чего ты боишься больше – умереть или полюбить.

Ты заговорил о любви, Евгений Шатов? Тебя пора вышвыривать из квартиры. Только не забудь забрать телефон. Иначе как тебе смогут отдавать приказы.

Беги, Шатов!

– Стой, Евгений Шатов! – Вита метнулась к нему. – Стой!

Даже сбежать у тебя толком не получается, идиот, подумал обреченно Шатов. Оттолкнуть ее? Просто отодвинуть? Или начать объяснять, что так нужно, что так будет лучше, что иначе она будет подвергаться опасности… И отвечать глупо на ее отчаянные вопросы.

Только Вита не спрашивала.

– Ты уходишь, Евгений Шатов, – сказала Вита неожиданно ровным голосом. Слишком ровным и слишком спокойным.

– Да, мне нужно… Я должен…

– Ты имеешь право, Евгений Шатов, – голос дрогнул, чуть слышно, еле заметно, но Шатов услышал этот затаенный крик.

– Хорошая… – Шатов осторожно коснулся ее волос.

– Ты имеешь право, Евгений Шатов, – повторила Вита, – имеешь право. А я не имею права тебя задерживать.

– Я…

– Молчи, Евгений Шатов, не выдумывай ничего и не оправдывайся. Я не буду тебя уговаривать. Не умею. И не требую, чтобы ты мне обещал вернуться. Не имею права. Я вообще не имею на тебя права, – голос дрогнул на этот раз явственно, но Вита справилась с собой, – но я имею право ждать тебя. Сегодня, завтра, всегда. А ты…

– Я…

– А ты – имеешь право вернуться. Сегодня, завтра – всегда.

– Вита! – но она будто не слышала и продолжала говорить тем же ровным безжизненным голосом.

– Только знай, если ты… Если ты, Евгений Шатов… Я… Если ты вернешься…

– Вита, я…

– Да замолчи же ты, Евгений Шатов. Не смей мне отвечать! Оставь меня с моими иллюзиями и моими правами, – Вита отпустила Шатова отошла с сторону, а потом нащупала его руку своей, – вот. Ключ. Если вернешься – откроешь дверь сам. Если нет – оставь себе на память.

– Хорошо…

– Можешь прийти когда угодно. Я буду ждать. Если перестану – сменю замок в двери. Тогда – не звони.

Шатов вышел на улицу. Несколько раз глубоко вздохнул. Лучше бы она плакала. Лучше бы хлестнула его по лицу и потребовала больше никогда не приходить.

Мир – это холодная пустыня, вспомнил Шатов чьи-то слова. То ли вычитанные когда-то, то ли просто кем-то сказанные. Мир – заледеневшая пустыня, а люди – дикобразы. Они жмутся друг к другу, чтобы согреться, чтобы получить хоть капельку тепла и ранят друг друга длинными ядовитыми иголками.

Ранят друг друга. Пытаясь согреться.