сигнал из-за нее. Он… он может даже зайти в бухту, просто чтобы посмотреть. — Я замолчала, терзаемая сомнениями. — Знаешь, Франсис, скорей всего, мы не сможем теперь вернуться. Вдруг они уже обнаружили… и этот человек…
— Посмотри! — вдруг резко оборвала она меня. — Вон там!
В первый момент я подумала, что она указывает на рыбацкую лодку, которая, неторопливо скользя вдоль бухты, уже вот-вот должна была скрыться из виду за мысом, лежавшим к востоку от нас.
И тут я увидела другую лодку — безмолвный черный силуэт, на мгновение выхваченный из мрака скользнувшим по нему лучом света. Лодка с потушенными огнями, судя по всему, без движения лежала в дрейфе на некотором расстоянии от бухты.
— Это они! — Спазм сдавил мне горло, — Это Марк. Он не собирается подходить к берегу. Он просто ждет, как и обещал. Посмотри, рыбацкая лодка уже скрылась из виду; Марк ждет, что сейчас мы подадим сигнал, если только мы здесь… и ждать больше мы не можем, нельзя рассчитывать на то, что он зайдет в бухту… Уже десять минут третьего. Ну как, ничего не получается?
— Боюсь, что нет. — Франсис все еще пыталась вернуть к жизни зажигалку. — Она основательно вымокла. И толку от моих стараний не будет… Что ты делаешь, Никола?
Я сбросила пиджак на камни рядом с ней, туда же полетели и мои туфли.
— Собираюсь плыть к нему.
— Девочка моя! Да ты что?! Слушай, может, рискнем и покричим ему? Он же наверняка нас услышит.
— Как и все прочие в радиусе нескольких миль — не забывай, как по воде разносятся звуки. Лучше не рисковать. К тому же у нас не остается времени — через двадцать минут он уплывет. Не волнуйся за меня, плыть до него не так уж далеко, а вода в бухте — как зеркало.
— Тоже мне, русалка нашлась. Только, ради бога, не заплывай дальше мыса. Мне даже отсюда видны вспенивающиеся гребни волн.
Мое платье, а также кофта, которую я надела поверх него, отправились в общую кучу.
— Ладно. Не волнуйся, все будет в порядке. Хуже нет, чем ждать в бездействии. — Я сбросила на камни нижнюю юбку, затем носки и осталась в трусиках и лифчике. — Не самый подходящий наряд для встречи с джентльменами, но зато чертовски практичный. Всегда мечтала поплавать нагишом, и вот моя мечта сбывается. Подержи-ка мои часы. Спасибо. До встречи, любовь моя.
— Никки, может, не надо…
— Черт возьми, а что еще остается делать? Вернуться назад мы не можем, оставаться здесь — тоже. Нужда заставила — вот единственное объяснение героических поступков. Да и нет тут никакого героизма; если хочешь знать, я с удовольствием искупаюсь — после нашей отвратительной прогулки я вся взмокла от пота. Не оставляй в покое эту паршивую зажигалку — вдруг заработает. Adio, thespoinis.
И я бесшумно нырнула в воду.
Первое, что я ощутила, — это шок от погружения своего перегретого тела в холод; однако затем, почувствовав прикосновение шелковистой воды, аж затрепетала от удовольствия. Даже тонкий нейлон, надетый на мне, и тот, казалось, исчез, растворился. Отплыв от скалы на глубину, я отбросила волосы со лба и устремилась в открытое море.
Плыла я спокойно и энергично, стараясь производить как можно меньше шума и брызг. Отвесные скалы казались отсюда еще более массивными на фоне ночного неба.
Я плыла прямо в открытое море, ориентируясь по гребню скалы справа от меня, и вскоре поравнялась с тем местом, где только что стояла с зажигалкой. Дальше скала была разбита и расщеплена штормом на ряд каменных глыб, порой остроконечных. Покинув укрытие бухты, я почувствовала, что ветерок слегка усилился; я различала пену у основания каменных глыб, а набегавшие волны то и дело швыряли мне в рот пригоршни соленой воды. Море то набрасывалось на скалы, то отступало назад, и вблизи них — а именно там я и плыла — это было весьма ощутимо.
Преодолев еще ярдов пятьдесят, я сделала передышку, расслабилась на воде, стараясь выровнять дыхание, вся обратившись в зрение и слух.
Сильнее прежнего я ощущала сейчас ветерок со стороны суши. Он дул ровно, без порывов, неся с собой и распространяя над соленой поверхностью острый запах вербены и еще множество дивных ароматов… Я подумала, что ветер может помешать мне вернуться, если вдруг придется…
С того места, где я находилась, мне больше не видны были контуры яхты — если, конечно, раньше мне не почудилось и я ее действительно видела. Возможно, успокаивала я себя, ее немного отнесло к берегу и ее черный силуэт слился с густой чернотой лежащего к востоку мыса; однако, учитывая, что ветер дул как раз со стороны суши, это было невероятно. Даже для того, чтобы удержать ее от дрейфа в открытое море, им пришлось бы использовать якорь или весла.
Изо всех сил я вслушивалась в живую, перешептывающуюся тьму. Как и прежде, она была наполнена звуками, даже больше, чем когда я стояла на скале, изолированная воздушными массами от приглушенной, но кипучей жизни моря. Теперь же бормотание моря окутало меня со всех сторон, заглушая все прочие звуки, кроме разве что плеска воды о скалы справа от меня…
А время между тем истекало. Я была права: Ламбис не сделал даже попытки зайти в бухту. Да и с чего бы ему? Если я собираюсь отыскать яхту, мне придется выбраться из-под прикрытия скалы и плыть через бухту, ориентируясь на конец мыса.
Я заколебалась, перебирая ногами в воде, ощутив вдруг необъяснимое нежелание покидать пусть холодное, но какое-никакое укрытие среди груды скал и устремляться в неизведанные мрачные просторы. Море в ночи… Наверное, нигде больше так остро не ощущаешь свое одиночество… Помню, как я замешкалась в этой черной воде, внезапно ощутив страх, сомнения, — даже не верилось, что все это в действительности происходит со мной; я сознавала лишь, что позади меня — чужая страна, где я очень глупо повела себя и где не терпят глупости и безрассудства, что передо мной простирается бескрайнее, пустынное, безразличное море.
Но выбора не было. Я должна была плыть. А если их там нет, придется возвращаться…
Я набрала в легкие воздуха и поплыла прочь от скалы, твердо держа курс в открытое море, устремляясь к неясным очертаниям мыса — туда, где, как я предполагала, могла стоять яхта. Плыла я быстро. Чтобы приблизиться к яхте на расстояние окрика, наверное, потребуется минут десять. А ведь примерно через десять минут он снимется с якоря и уйдет…
Я проплыла, наверное, не более тридцати ярдов, когда какой-то новый, непривычный звук заставил меня резко замереть на месте; это был не ропот моря, а отчетливый и близкий стук металла по дереву. Звук, говорящий о присутствии лодки. Но на сей раз он послышался не спереди, а откуда-то справа, со стороны открытого моря.
Я снова остановилась, перебирая ногами в воде, сердце мое учащенно забилось. Мимо пробежал гребень пены. Слышался ропот моря. Я покачивалась взад-вперед внутри его гигантской раковины, среди какофонии звуков, гулко отдававшихся эхом, словно голоса в пустой пещере. А глубоко подо мной дышало и пульсировало море.
Сильный страх, отчаяние одиночества, смятение на мгновение снова обуяли меня, будто окатили ледяной волной. Но колебаться было нельзя. Если это он, я могу опоздать. Надо попытаться окликнуть его… Но если это не он…
И тут я увидела лодку — отчетливо и совсем близко. Неясный силуэт, темнеющий на фоне тьмы; белая пена сбегала с ее неторопливо погружающихся в воду весел. Ни света, ни звука, не считая дребезжания уключин, которое и уловило мое ухо. Лодка стояла в открытом море, у входа в бухту, ближе к внешним зубьям скал. Значит, не дождавшись сигнала, Ламбис все-таки решил подойти к берегу — несомненно, чтобы обследовать близлежащие скалы, прежде чем окончательно повернуть в открытое море, к Афинам.
Развернувшись, я опустила голову вниз, нырнула и самым быстрым кролем, на который способна, ринулась обратно к скале. Рука моя коснулась камня, я вынырнула на поверхность, прильнула к скале и обернулась.
Оказалось, я проявила завидную прыть — лодка все еще находилась заметно правее меня, однако приближалась, устремляясь к берегу. Вот она поравнялась со мной, вклинившись неясным силуэтом между мной и звездами. Я протерла глаза от воды, покрепче ухватилась за скалу и окликнула ее.
