— Сначала я тоже думала, что они очень недовольны, но это не так, уверяю вас, Берта. Сегодня мсье Леон был очень любезен со мной.

— О, они действительно были недовольны, мисс. Альбертина сказала мне, что вас уволят. Все это знали. Все только и говорили об этом. Почему же они хотели вас уволить, если мсье Рауль не был с ними заодно? Если это было действительно опасно для него, как вы говорите, и они собирались вас отослать, значит, и мсье Рауль с ними! Иначе они вряд ли стали бы забивать себе голову его похождениями, потому что... о, простите, мисс, я не хотела...

— Неважно, пусть будут «похождения». Мсье и мадам могли быть недовольны просто потому, что Филипп оставлен им на попечение, а я... нет, это чепуха. Если уж они решились убить ребенка, им наплевать на моральный облик его гувернантки. Нет, Берта, все это не то. Это бессмысленно. Я все еще не могу понять, какое место здесь занимает мсье Рауль, понимаете? И вовсе не из-за своих чувств к нему. Его «похождения», как вы их называете, зашли слишком далеко и в высшей степени неразумны, если он участвует в играх своего отца. Он предложил мне выйти за него замуж.

— Да. Я знаю.

— Вы знаете?!

— Да, мисс, все знают.

На целых пять секунд, не меньше, у меня отнялся язык.

— Знают? Это что, ясновидение или сплетни?

— Не понимаю, что вы имеете в виду. Бернар сказал Альбертине, а она уж передала всем.

— Когда это было?

Она смущенно посмотрела на меня:

— Ну, она говорила о вас всякое довольно давно. Она говорила, что вы... ну...

— Да?

— Она говорила, что вы лезете из кожи, чтобы поймать мсье Рауля, мисс, и что мсье и мадам в бешенстве и решили выгнать вас. А вчера она сказала, что он вроде сделал вам предложение.

— Вчера? Вы хотите сказать, после бала?

— Да, верно.

— Она говорила, что знает это точно?

— Я не знаю. Она говорила довольно уверенно. Она сказала... да бог с ней, эта женщина иногда говорит ужасные вещи.

— Да. Бог с ней, не важно. Мне порядком надоела Альбертина. Но давайте подумаем, — я с трудом сдерживала отчаяние, — если она и все другие говорили о нашей помолвке, значит, хотя им никто об этом не сообщал, мадам и мсье Леон тоже должны знать?

— Наверное, должны.

— Но вы сказали, что они были в бешенстве из-за наших отношений с Раулем раньше, когда они только узнали, что мы... ну, понравились друг другу.

— Да, уж наверное.

— Но я вам повторяю, это бессмыслица. Вчера днем я видела мсье де Вальми — он, наверное, был в курсе не меньше, чем остальные, — и он был со мной крайне любезен. И никто из них не вызвал меня, чтобы расспросить об этом или... или сказать что-нибудь еще. Я... я никак не могу сообразить... У меня от всего этого чуть не лопается голова. Если они знали и не имели ничего против, значит, Рауль не может быть замешан ни в чем, верно? Когда я видела мсье Леона, он, наверное, уже все обдумал, получив утром телеграмму от Ипполита...

Мой голос замер. Я с трудом проглотила слюну. Заплетающимся языком повторила:

— Он уже получил телеграмму от Ипполита.

В наступившей тишине было лишь слышно, как скрипнула кровать, когда Берта переменила положение.

— Леон и мадам раньше были очень сердиты на меня, я это точно знаю, — медленно произнесла я. — Думаю, они решили меня уволить. Но телеграмма от Ипполита все изменила. Они должны были спешно составить новый план, и я стала частью этого плана. Ну как, все сходится?

— Ну...

— Все сходится, вы прекрасно это понимаете, Берта. Но как? Каким образом? Вы уверены, что Бернар ничего не сказал об этом?

— Уверена, — с отчаянием сказала Берта. — Не бойтесь, мисс, клянусь, с вами ничего не случится.

— Почему вы думаете, что я беспокоюсь о себе? — резко сказала я. — Разве вы не понимаете, что мы просто обязаны все выяснить? Только так мы сможем помочь Филиппу. Какую роль я могу играть в их плане? Какую еще чертовщину они задумали?

— Вероятно, вы не имеете никакого отношения ко всему этому, — предположила Берта. — Может, они подумали, что будет очень подозрительно выглядеть, если с Филиппом случится что-нибудь в тот самый день, когда вас отослали, поэтому решили вас оставить.

— Да, но выдать замуж меня за Рауля — как-то слишком.

— Может быть, они думают, что тогда вы будете держать язык за зубами и никому не расскажете о своих подозрениях, — сказала девушка.

— О господи, — устало вздохнула я. — Неужели они могут питать надежду, что я буду молчать, если у меня появятся подозрения, что готовится убийство?

— Но если вы выйдете за него замуж; а ведь все знают...

— Какая разница? Неужели они могут быть такими идиотами, чтобы думать, что я буду им помогать? Нет, это ерунда. Вряд ли им придет в голову использовать замужество для того, чтобы заставить меня молчать. Ради бога, каким образом...

— Я не хотела говорить... — В голосе Берты появились новые нотки, которые поразили меня, и я замолчала. Она все еще говорила тихо и мягко, но с какой-то странной интонацией, на которую я сразу же обратила внимание. — Все знают, что вы обручены с мсье Payлем. Если Филипп умрет, вы когда-нибудь станете графиней де Вальми.

— Что вы хотите сказать? — И тогда все стало понятно. Я тихо добавила: — Вы хотите сказать, что, когда пришла телеграмма и они составили свой план, я стала его существенной частью? Что они состряпали для меня мотив убийства? Они не могут рисковать еще раз и устраивать еще один «несчастный случай», не имея козла отпущения, которого могут подставить в случае, если не все пройдет гладко и данным делом заинтересуются. Вы это хотели сказать, да?

— А иначе зачем он просил вас выйти за него замуж? — простодушно спросила Берта.

— Действительно, зачем? — повторила я.

Я снова заглянула к Филиппу. Он мирно спал. В доме царила полная тишина. Я вернулась на цыпочках к себе в спальню и нашла ощупью халат.

— Все в порядке? — спросила Берта.

Я надевала халат неловкими, дрожащими руками.

— Да, все в порядке. Понимаете, Берта, они, вероятнее всего, попытаются что-то сделать сегодня ночью, сейчас, когда все на танцах и дома осталась только миссис Седдон.

— Мистер Седдон не ушел. Он сидит с ней.

— Да? Ну, им я верю, но миссис Седдон больна, а от него вряд ли будет какая-нибудь польза, даже если они нам поверят, в чем я очень сомневаюсь. — Нащупав домашние туфли, я быстро надела их. — Можете вы остаться с Филиппом и охранять его? Надо закрыть все окна и дверь в его комнату.

— Что вы хотите сделать?

— Единственно возможное. Который час?

— Почти четверть второго. Я... мы рано ушли с танцев.

— Бернар приехал с вами?

— Да. — Берта не смотрела на меня. — Я попросила его проводить меня сюда. Это было нетрудно. Он... он сейчас спит в моей комнате. — Она добавила тоненьким жалобным голосом: — Я чуть не умерла со страха, когда мы ехали с ним по зигзагу, — он был сильно выпивши...

Я почти не слушала ее. Я думала, что мы в доме одни, если не считать четы Седдон, в полной власти