предупредил: – Только учти – я не терплю, когда в один прекрасный день правоохранитель, который обязан защищать закон и порядок, забывает о своем призвании и начинает проворачивать за спиной руководства, а то и в сговоре с ним, всякие грязные дела. За свою жизнь я с таким сталкивался неоднократно. Но ты же не такой? – прищурился он.

– Никак нет, товарищ полковник, – сглотнул младший по званию и неожиданно разоткровенничался, разглядев в новом начальнике родственную душу. – Я, хоть в органах и недавно, но уже всякого насмотреться успел. Хорошего и плохого. Правда, последнего в разы больше. И у меня сложилось стойкое впечатление, что отдельно взятые полицейские занимаются не тем, чем надо. Я только фамилий называть не стану, не стукач, товарищ полковник… Посмотришь – якобы самая высокая раскрываемость преступлений во всей области. При этом криминогенная обстановка в городе не улучшается, а, наоборот, ухудшается. О чем это говорит? О том, что все только на бумаге замечательно и прекрасно. А видели бы вы, сколько жалоб к нам приходит. Но их же никто не читает. Уже не говоря про то, что у нас в последнее время в Отделе творится…

Ларин слушал его откровения и никак не мог свыкнуться с мыслью, что говорит это не кто-либо, а сам страж правопорядка. Пускай и обычный сержант. Но ведь пройдет время, окончит академию, станет младшим офицером, потом его повысят в звании, а в далекой перспективе он, возможно, дослужится и до майора, полкана, генерала – все бывает в этой жизни. И тогда ему не придется играть по чужим правилам. Он установит свои, соберет вокруг себя единомышленников и начнет ломать всю правоохранительную систему, искореняя из нее порок за пороком.

«А что если таких здравомыслящих сержантов, не согласных с существующим порядком вещей, не пара процентов, а гораздо больше? И, заняв в будущем ключевые посты, они создадут принципиально новую полицию? – краем уха слушая крик души блюстителя порядка, попутно рассуждал Андрей. – Может, все-таки зря Дугин торопит события? Достаточно подождать пару десятков лет, и естественная смена элит сделает свое дело?»

Когда сержант закончил изливать душу фразой «не для этого я шел служить в органы», Ларин понимающе кивнул и спросил у него:

– Тебя как зовут?

– Никита Горошко, – назвался моложавый сержант.

– Значит, сработаемся, Никита – и Андрей широко улыбнулся.

Но его улыбка мгновенно смялась, так как на одном из верхних этажей раздался приглушенный хлопок, словно кто-то выстрелил из пистолета с глушителем. А следом за этим пугающим звуком последовало надрывное мычание. Но не прошло и пяти секунд, как оно смолкло.

– И что это было? – насторожился Ларин, понимая, что произошло что-то неладное.

– Не знаю, – передернул плечами сержант и тут же предположил: – Может, это капитан Волошин допрос ведет? Он часто по ночам работает. Вот и сегодня кого-то там с СОБРом привез. Только кого – я не видел. Они через черный ход заходили.

– Как-то странно допрашивает. Ты не находишь? Ночные допросы вообще-то запрещены, кроме крайних случаев, – правая рука Андрея скользнула под мундир, а когда вынырнула из-под него наружу, то в ней уже был «табель».

– Что вы делаете, товарищ полковник? – округлил глаза сержант.

– Ты пока в «Сапера» поиграй, а я пойду с капитаном познакомлюсь, – и, сняв пистолет с предохранителя, Ларин передернул затвор, зашагал к лестнице.

Первое, что привлекло внимание агента тайной организации по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти, когда он поднялся на третий этаж, так это лежавшая посреди коридора на затоптанном ковре белоснежная фата, от которой пахло духами. Настолько резкими, что, едва взяв ее в руки, Андрей шмыгнул носом. И сразу же бросил на пол.

«Странно. Очень странно, – озадачился он. – Ладно. Сейчас разберемся, что здесь к чему».

И Ларин двинулся по слабо освещенному коридору. Пока он ничего не слышал, кроме своих шагов, собственного же прерывистого дыхания и учащенного биения сердца. Но как только антикор поравнялся с дверью под номером «35», к этим звукам добавился еще один. То самое мычание, которое он уже недавно слышал. Только на этот раз оно было более отчетливым и громким.

Спрятав пистолет за спину, Андрей дернул ручку – заперта изнутри, тогда он постучал костяшками пальцев в дверь. Не прошло и нескольких секунд, как из кабинета донеслось нервное и раздраженное:

– Кто там?

– Полковник Правдеев, – отозвался Ларин и тотчас же добавил: – Немедленно откройте, капитан!

Казалось бы, Волошин должен был подчиниться требованию нового начальника ОВД. Но нет, не подчинился.

– Какой еще полковник? – с вызовом выкрикнул из-за двери оперуполномоченный. – Я занят!

Такое неадекватное поведение капитана можно было объяснить либо тем, что он в стельку пьян, либо находится под воздействием сильнодействующих наркотиков. Хотя это не имело принципиального значения. Ведь и в первом, и во втором случаях человек не всегда отдает отчет ни своим словам, ни действиям.

Андрей уже хотел было выбить ногой дверь, но в самый последний момент передумал. Решил-таки сделать Волошину последнее «китайское предупреждение», авось одумается.

– Открой, я сказал! – рявкнул он и принялся дергать за ручку. – Открой, или тебя ждут большие неприятности.

– Пошел в жопу! – раздалось в ответ.

Что ж, больше церемониться с наглым опером Ларин не собирался. Размашисто шагнул назад и со всей силы саданул ногой чуть выше дверного замка. Треснуло. И выломанная дверь рухнула на пол тридцать пятого кабинета. Вскинув «табель», Андрей переступил через порог и тут же встретился взглядом с Волошиным. Тот, пьяновато покачиваясь из стороны в сторону, стоял с приспущенными штанами у зашторенного окна, сжимая в одной руке расстегнутую ширинку, а в другой – отпитую на треть бутылку шампанского. Она-то, скорее всего, а вернее, выскочившая из нее пробка и издала тот приглушенный хлопок, который Ларин принял за выстрел из пистолета с глушителем. Прояснилась и природа странного мычания. Его издавала лежавшая у ног капитана девушка в свадебном платье с заклеенным полоской скотча ртом. А вот измордованный Сергиенко был в отключке – с порезанным и окровавленным лицом сидел в кресле, свесив голову набок. Руки были скованы наручниками за спиной.

– Что здесь, черт побери, происходит? – у Андрея руки чесались нажать на спусковой крючок, но он сдерживал себя.

– Сука, ты мне весь кайф обломал, – глядя безумными, ошалевшими глазами на Ларина и не признавая в нем того самого полкана с фотографии, которую показывал ему в больнице майор Петрогородцев, прохрипел Волошин.

– Я спрашиваю – что здесь происходит? – терял терпение антикор.

Обдолбанный наркотой капитан сплюнул на паркет пожеванной «маркой» ЛСД, подтянул штаны, застегнув на пуговицу, поставил бутылку шампанского на стол и перевел взгляд куда-то за спину Андрею. Тот инстинктивно обернулся. И тут же понял свою ошибку. Но было уже поздно. В мгновение ока опер подскочил к Ларину и выбил из его руки «табель». Мужчины сцепились.

Хоть Волошин и был худощавый, но чувствовалось, что он в прекрасной физической форме и владеет несколькими восточными единоборствами. Впрочем, владел ими и Андрей. Наркотик – это тебе не алкоголь. Иногда от него повышается реакция, человек перестает чувствовать боль. Капитану не удалось произвести свой коронный прием. А именно – удар в одну из болевых точек, после попадания в которую человека на какое-то время парализует. Его вовремя «прочитал» Ларин и, сделав обманный маневр, провел уже свой прием. Перехватил руку опера за запястье, рванул противника на себя, а потом резко развернулся к нему спиной, слегка наклонился и перебросил его через плечо, почти наверняка зная, что серьезно повредит, а то и сломает ему позвоночник.

Мент совершил в воздухе невероятный кульбит и упал спиной на пол. Хрустнули переломанные в нескольких местах кости. Но накачанный наркотой Волошин даже боли не почувствовал. Попытался подняться. Однако по понятным причинам не смог.

– Сука, что ты со мной сделал? – щурясь на возвышающегося над ним Андрея, истерично заорал