оседала.

Леонид Андреевич, поспешно отстегивая предохранительные ремни, водил глазами по обзорному экрану. Он не знал, что он должен увидеть. Чтото похожее на кисель, от которого тошнит. Чтото необычное, что нельзя опи- сать. А вокруг шевелился лес, менял окраску, переливаясь и вспыхивая, обманывая зрение, наплывая и отступая, издевался, пугал и глумился лес, и он весь был необычен, и его нельзя было описать, и от него тошнило. Но самым невозможным, самым невообразимым в этом лесу были люди, и поэтому прежде всего Леонид Андреевич увидел их. Они шли к вездеходу, тонкие и ловкие, уверенные и изящные, они шли легко, не оступаясь, мгновенно и точно выбирая место, куда ступить, и они делали вид, что не замечают ле- са, что в лесу они как дома, что лес уже принадлежит им, они даже, на- верное, не делали вид, они действительно думали так, а лес висел над ни- ми, ловко притворяясь и знакомым, и покорным, и простым - совсем своим. Пока.

Рита Сергеевна и Сартаков вскарабкались на гусеницу, и все вышли им навстречу.

- Что же это ты так неловко? - сказал Поль Сартакову.

- Неловко? - сказал Сартаков. - Ты посмотри! Видишь?

- Что?

- Тото, - сказал Сартаков. - А теперь присмотрись…

- Здравствуйте, Леонид Андреевич, - сказала Рита Сергеевна. - Вы со- общили Тойво, что все в порядке?

- Тойво ничего не знает, - ответил Леонид Андреевич. - Вы не беспо- койтесь, Рита. А вы как себя чувствуете? Что у вас случилось?

- Да ты не туда смотришь, - нетерпеливо говорил Сартаков Полю. - Да вы, кажется, ослепли все!..

- А! - закричал Алик, указывая пальцем. - Вижу! Ух ты…

- Даа…- тихо и напряженно произнес Поль.

И тогда Леонид Андреевич тоже увидел. Это появилось как изображение на фотобумаге, как фигурка на детской загадочной картинке «Куда спрятал- ся зайчик?» - и, однажды разглядев это, больше невозможно было потерять его из виду. Оно было совсем рядом, оно начиналось в нескольких шагах от широких гусениц вездехода.

Огромный живой столб поднимался к кронам деревьев, сноп тончайших прозрачных нитей, липких, блестящих, извивающихся и напряженных; прони- зывающий плотную листву и уходящий выше, в облака. Он зарождался в клоа- ке, в жирной клокочущей клоаке, заполненной протоплазмой, живой, актив- ной, вспухающей пузырями, примитивной плотью, хлопотливо организующей и тут же разлагающей себя, изливающей продукты разложения на плоские бере- га, плюющейся клейкой пеной… И сразу из шума леса выделился голос кло- аки, словно включились невидимые звукофильтры: клокотание, плеск, всхли- пывания, бульканье, протяжные болотные стоны, и надвинулась тяжелая сте- на запахов: сырого сочащегося мяса, сукровицы, свежей желчи, сыворотки, горячего клейстера, и только тогда Леонид Андреевич заметил, что Рита Сергеевна и Сартаков были в кислородных масках, и увидел, как Алик и Поль брезгливо кривясь, поднимают к лицу намордники респираторов, но сам он не стал надевать респиратор, он словно бы надеялся, что хоть запахи расскажут ему то, чего не рассказывали ни глаза, ни уши.

- Какая жуть…- сказал Алик с отвращением. - Что это такое, Вадим?

- Откуда я знаю? - сказал Сартаков. - Может быть, какоенибудь расте- ние…

- Животное, - сказала Рита Сергеевна. - Животное, а не растение… Оно питается растениями.

Вокруг клоаки, заботливо склоняясь над нею, трепетали деревья, их ветви были повернуты в одну сторону и никли к бурлящей массе, и по вет- вям струились и падали в клоаку толстые мохнатые лианы, и клоака прини- мала их в себя, и протоплазма обгладывала их и превращала в себя, как она могла растворить и сделать своею плотью все, что окружало ее…

- Нет, - говорил Сартаков. - оно не движется. Оно даже не становится больше, не растет. Сначала мне показалось, что оно разливается и подби- рается к нашему дереву, но это было просто от страха. Или это дерево подбиралось к нему…

- Не знаю, - говорила Рита. - Я вела вертолет и ничего не заметила. Скорее всего мы налетели на этот столб, винты запутались в слизи, хорошо что мы шли низко и на самой маленькой скорости, мы боялись грозы и иска- ли место отсидеться…

- Если бы только растения! - говорил Сартаков. - Мы видели, как туда падают животные, их словно тянет туда чтото, они с визгом сползают по ветвям и бросаются туда и растворяются - сразу, без остатка.

- Нет, это, конечно, чистая случайность, - говорила Рита. - Нам сна- чала не повезло, а потом повезло. Вертолет буквально сел на крону и даже не перевернулся, и даже дверцу не заклинило, так что, помоему корпус цел, полетели только лопасти винтов…

- Ни минуты покоя, - говорил Сартаков. - Оно бурлит непрерывно, как сейчас, но это еще не самое интересное. Подождем еще несколько минут, и вы увидите самое интересное…

И когда прошли эти несколько минут, Сартаков сказал:

- Вот оно!

Клоака рожала. На ее плоские берега нетерпеливыми судорожными толчка- ми один за другим стали извергаться обрубки белесого, зыбко вздрагиваю- щего теста, они беспомощно и слепо катились по земле, потом замирали, сплющивались, вытягивали осторожные ложноножки и вдруг начинали дви- гаться осмысленно, еще суетливо, еще тычась, но уже в одном направлении, все в одном определенном направлении, расходясь и сталкиваясь, но все в одном направлении, по одному радиусу от клоаки, в заросли, прочь, одной текучей белесой колонной, как исполинские мешковатые слизнеподобные му- равьи.

- Оно выбрасывает их каждые полчаса, - говорил Сартаков, - по десять, двадцать, по тридцать штук… С удивительной правильностью, каждые двад- цать семь минут…

- Нет, не обязательно туда, - говорила Рита. - Иногда они уходят в том направлении, а иногда вон туда, мимо нашего дерева. Но чаще всего они действительно ползут так, как сейчас… Поль, давайте посмотрим, ку- да они ползут, вряд ли это далеко, они слишком беспомощны…

- Может быть, и семена, - говорил Сартаков, - а может быть, и щенки, откуда мне знать, может быть, это маленькие тахорги. Ведь никто и никог- да еще не видел маленьких тахоргов. Хорошо бы проследить и посмотреть, что с ними делается дальше. Как ты думаешь, Поль?

Да, хорошо бы. Почему бы и нет? Раз уж мы здесь, то почему бы и нет? Мы могли бы ехать рядом и быть настороже. Все возможно, пока еще возмож- но все, возможно, это лишний нарост на маске, загадочный и бессмыслен- ный, а может быть, именно здесь маска приоткрылась, но лицо под нею та- кое незнакомое, что кажется маской, и как хорошо было бы, если бы это оказались семена или маленькие тахорги…

- А почему бы и нет? - сказал Поль решительно. - Давайте! По крайней мере, я буду знать, в чем будут копаться наши биологи. Пошли в рубку, надо сообщить Шестопалу, пусть дирижабль следует за нами…

Они спустились в рубку, Поль связался с дирижаблем, а Алик стал раз- ворачивать вездеход. «Хорошо, - говорил Шестопал. - Будет исполнено. А что там внизу? Там какойнибудь гейзер? Я все время натыкаюсь на чтото мягкое и ничего не вижу, очень неприятно, и стекла в кабине залепило ка- който слизью…» Алик делал поворот на одной гусенице и валил кормой деревья. «Ай! - вдруг сказала Рита. - Вертолет!» Алик затормозил, и все посмотрели на вертолет. Вертолет медленно падал, цепляясь за распростер- тые ветви, скользя по ним, переворачиваясь, цепляясь изуродованными вин- тами, увлекая за собой тучи листьев. Он упал в клоаку. Все разом встали. Леониду Андреевичу показалось, что протоплазма прогнулась под вертоле- том, словно смягчая удар, мягко и беззвучно пропустила его в себя и сомкнулась над ним. «Да, - сказал Сартаков с неудовольствием. - Глупость какая, вся недельная добыча…» Клоака стала пастью сосущей, пробующей, наслаждающейся. Она катала в себе вертолет, как человек катает языком от щеки к щеке большой леденец. Вертолет крутило в пенящейся массе, он ис- чезал, появлялся вновь, беспомощно взмахивая остатками винтов, и с каж- дым появлением его становилось все меньше, органическая обшивка истонча- лась, делалась прозрачной, как тонкая бумага, и уже смутно мелькали сквозь нее каркасы двигателей и рамы приборов, а потом обшивка располз- лась, вертолет исчез в