густым басом: - Привет, Корней.

- Привет, Драмба, - говорит ему Корней. - Выходи.

Тот выходит. И опять - чего я ожидал? Что от его шагов весь дом затрясется. Чудище ведь, статуя! А он вышел, как по воздуху выплыл. Ни звука, ни шороха - только что стоял в нише, а теперь стоит посередине комнаты и эти свои уши-фары на меня навел. Я чувствую: за лопатками у меня стена, и отступать дальше некуда. А Корней смеется, бродяга, и говорит: - Да ты не трусь, не трусь, Бойцовый Кот! Это же робот! Машина!

Спасибо, думаю. Легче мне стало оттого, что это машина, как же.

- Таких мы теперь больше не делаем, - говорит Корней, поглаживая долдона по локтю и сдувая с него какие-то там пылинки. - А вот мой отец с такими хаживал и на Яйлу, и на Пандору. Помнишь Пандору, Драмба?

- Я все помню, Корней, - басит долдон.

- Ну вот, познакомьтесь, - говорит Корней. - Это - Гаг, парень из преисподней. На Земле новичок, ничего здесь не знает. Переходишь в его распоряжение.

- Жду ваших приказаний, Гаг, - басит долдон и как бы в знак приветствия поднимает широченную свою ладонь под самый потолок.

В общем, все кончилось благополучно. А глубокой ночью, когда дом спал, я прокрался в тот самый коридор и под математическими формулами написал: «Кто ты, друг?»

Когда они вышли к заброшенной дороге, солнце уже поднялось высоко над степью. Роса высохла, жесткая короткая трава шуршала и похрустывала под ногами. Мириады кузнечиков звенели вокруг, острый горький запах поднимался от нагретой земли.

Дорога была странная. Совершенно прямая, она выходила из-за мутно-синего горизонта, рассекала круг земли напополам и уходила снова за мутно-синий горизонт, туда, где круглые сутки, днем и ночью, что- то очень далекое и большое невнятно вспыхивало, мерцало, двигалось, вспучивалось и опадало. Дорога была широкая, она матово отсвечивала на солнце, и полотно ее как бы лежало поверх степи массивной, в несколько сантиметров толщиной, закругленной на краях полосой какого-то плотного, но не твердого материала. Гаг ступил на нее и, удивляясь неожиданной упругости, несколько раз легонько подпрыгнул на месте. Это, конечно, не был бетон, но это не был и прогретый солнцем асфальт. Что-то вроде очень плотной резины. От этой резины шла прохлада, а не душный зной раскаленного покрытия. И на поверхности дороги не было видно никаких следов, даже пыли не было на ней.

Гаг наклонился и провел рукой по гладкой, почти скользкой поверхности.

Посмотрел на ладонь. Ладонь осталась чистой.

- Она сильно усохла за последние восемьдесят лет, - прогудел Драмба. - Когда я видел ее в последний раз, ее ширина была больше двадцати метров.

И тогда она еще двигалась.

Гаг соскочил на землю.

- Двигалась? Как двигалась?

- Это была самодвижущаяся дорога. Тогда было много таких дорог. Они опоясывали весь земной шар, и они текли - по краям медленнее, в центре очень быстро.

- У вас не было автомобилей? - спросил Гаг.

- Были. Я не могу вам сказать, почему люди увлеклись созданием таких дорог. Я имею только косвенную информацию. Это было связано с очищением среды. Самодвижущиеся дороги очищали. Они убирали из атмосферы, из воздуха, из земли все лишнее, все вредное.

- А почему она сейчас не движется? - спросил Гаг.

- Не знаю. Все очень изменилось. Раньше на этой дороге были толпы людей. Теперь никого нет. Раньше в этом небе в несколько горизонтов шли, шли потоками летательные аппараты. Теперь в небе пусто. Раньше по обе стороны от дороги стояла пшеница в мой рост. Теперь это степь.

Гаг слушал, приоткрыв рот.

- Раньше через мои рецепторы, - продолжал Драмба монотонным голосом, - ежесекундно проходили сотни радиоимпульсов. Теперь я не ощущаю ничего, кроме атмосферных разрядов. Сначала мне показалось даже, что я заболел. Но теперь я знаю: я прежний. Изменился мир.

- Может быть, мир заболел? - спросил Гаг живо.

- Не понимаю, - сказал Драмба.

Гаг отвернулся и стал смотреть туда, где горизонт вспыхивал и шевелился. «Черта с два, - угрюмо подумал он. - Как же, заболеют они!»

- А там что? - спросил он.

- Там Антонов, - ответил Драмба. - Это город. Восемьдесят лет назад его не было видно отсюда. Это был сельскохозяйственный город.

- А сейчас?

- Не знаю. Я все время вызываю информаторий, но мне никто не отвечает.

Гаг смотрел на загадочное мерцание, и вдруг из-за горизонта возникло что-то невероятно огромное, похожее на косой парус невообразимых размеров, почти такое же серо-голубое, как небо, может быть - чуть темнее, медленно и величественно описало дугу, словно стрелка часов прошла по циферблату, и снова скрылось, растворилось в туманной дымке. Гаг перевел дух.

- Видел? - спросил он шепотом.

- Видел, - сказал Драмба удрученно. - Не знаю, что это такое. Раньше такого не было.

Гаг зябко передернул плечами.

- Толку от тебя… - проворчал он. - Ладно, пошли домой.

- Вы хотели посетить ракетодром, - напомнил Драмба.

- Господин! - резко сказал Гаг.

- Не понимаю…

- Когда обращаешься ко мне, изволь добавлять «господин»!

- Понял, господин.

Некоторое время они шли молча. Кузнечики сухими брызгами разлетались из-под ног. Гаг искоса поглядывал на бесшумного колосса, который плавно покачивался рядом с ним. Он вдруг заметил, что около Драмбы, совсем как давеча около дороги, держится своя атмосфера - свежести и прохлады. Да и сделан был Драмба из чего-то похожего: такой же плотно-упругий, и так же матово отсвечивали кисти его рук, торчащие из рукавов синего комбинезона.

И еще Гаг заметил, что Драмба все время держится так, чтобы быть между ним и солнцем.

- Ну-ка расскажи еще раз про себя, - приказал Гаг.

Драмба повторил, что он - робот-андроид номер такой-то из экспериментальной серии экспедиционных роботов, сконструирован тогда-то (около ста лет назад - ничего себе старикашечка!), задействован тогда-то.

Работал в таких-то экспедициях, на Яйле претерпел серьезную аварию, был частично разрушен; реконструирован и модернизирован тогда-то, но больше в экспедициях не участвовал…

- В прошлый раз ты говорил, что пять лет простоял в музее, - прервал его Гаг.

- Шесть лет, господин. В музее истории открытий в Любеке.

- Ладно, - проворчал Гаг. - А потом восемьдесят лет ты торчал в этой нише у Корнея…

- Семьдесят девять лет, господин.

- Ладно-ладно, нечего меня поправлять… - Гаг помолчал. - Скучно, наверное, было стоять?

- Не понимаю вопроса, господин.

- Экая дубина… Впрочем, это никого не интересует. Ты мне лучше вот что скажи. Чем ты отличаешься от людей?