— Я «Кама», я «Кама»… — услыхал Михаил сквозь все эти звуки невозмутимый голос связиста. — Товарищ военврач! Вас к телефону! — выкрикнул вдруг боец.

Варакин вскочил, ощупью взял трубку. Связист чиркнул спичку, зажег свой огонек.

— Прибыть немедленно на КП «Волга» с хирургическим инструментом! Скорее! Беда, Михаил! — выкрикнул в трубке голос Бурнина.

Варакин схватился за хирургический ящик и выглянул из блиндажа.

Полусожженная деревенька, за которой размещался штаб армии, была ярко освещена повисшими в небе люстрами. Самолеты врага, как белые призраки, реяли в облаках, то попадая в голубые щупальца прожекторов, направленных из леса, то ускользая за тучи. Нитки трассирующих пуль тянулись за ними. Где-то рядом пылал пожар, — должно быть, горела изба, от дыма сжало дыхание.

Михаил побежал через затоптанное картофельное поле. Воющий свист заставил его упасть. Две бомбы загрохотали где-то уже за деревней. Он снова вскочил и побежал. Стволы деревьев были ясно видны, как днем. Бойцы перебегали поляну огромными скачками, точно прыгали через лужи.

— Врача! Врача! — испуганно взывал кто-то.

— Здесь врач! — громко отозвался Варакин.

— Сюда! Сюда! — призывал тот же голос.

Михаил со связным штаба армии под обстрелом с самолета вбежал под кусты. У входа в блиндаж было тесно, толпились люди, осторожно выглядывая из-под земляного свода на освещенное небо…

— Пропустите врача! — крикнул в скопление людей красноармеец, сопровождавший Варакина. — Врача к командарму!..

«К командарму!» — испугом отозвалось в сознании Михаила.

При слабом освещении он увидел на носилках, поднятых на стол, раненого и сразу понял, что тяжело. Крупный седой человек лежал как мертвец. Из-под недвижной головы его за брезент носилок стекала кровь. Пульс был едва заметный. Осмотрев рану на его голове, Варакин заметил еще лужу крови в ногах. Он качнул головой, присел на корточки, щелкнул замком хирургического кожаного ящика и наклонился к носилкам.

— Света! — требовательно скомандовал он. Кто-то готовно поднес тусклую автомобильную «переноску».

— Ближе! — приказал Михаил, сулемой протирая руки. — Зрители, к черту! Тут не театр! — обратился он к обступившей толпе командиров, которая вмиг отшатнулась. — Сестру живо, фельдшера! Кто там!..

Балашов оказался ранен осколками — в голову, в спину и обе ноги.

Не дождавшись, пока разыщут сестру, Варакин взялся за дело. Зондируя раны, накладывая повязки, делая инъекции морфия и сердечных, он лишь покрикивал: «Свет ближе! Справа! Выше! Теперь свети слева!» Когда прибыл второй врач, прибежала сестра и когда была закончена первая помощь, только тогда Варакин поднял глаза на того, кто держал ему лампу. Это был Анатолий.

— Ну как? — несмело спросил тот. Варакин молча пожал плечами.

— Вот что, Миша. Я должен немедля вернуться к работе. Ты Петра Николаевича не оставляй без надзора. Что, очень плохо с ним? — спросил Бурнин шепотом.

Варакин кивнул.

— Совсем? — добивался Бурнин. Варакин снова молча кивнул.

— Значит, так: либо пан, либо пропал? Если доставят в Москву, то могут спасти?

— В Москву?! — поразился Варакин. — В Москве-то спасли бы!

— Так вот что. Тут у нас санитарный самолет — стоял на ремонте. Сегодня его привели в порядок. Должен был лететь майор с донесением. Майора оставим тут. Донесение он отдаст летчику, а ты командарма доставишь на самолет санитарной машиной и сам уж устрой, как сумеешь. Будем его спасать…

Михаил еще раз молча кивнул. Он слыхал про этот санитарный самолет. Но как же он пролетит через расположение фашистов? Сумеет ли ускользнуть?

— Возьмешь шофера Полянкина, Миша. Он знает дорогу. А я нужен здесь. Ты спеши, как вернешься, тотчас обратно сюда… Приказ подписан. Раненых начинают грузить на транспорт…

…По ночному лесу в санитарной машине Варакин доставил не приходившего в сознание Балашова на самолет, готовый ко взлету, погрузил носилки с Балашовым и посадил сопровождающим фельдшера. Вместе с историей болезни он передал фельдшеру папку со своей работой по шоку. «Кто знает, удастся ли выйти живым. Не пропадать же труду!» Он хотел написать Татьяне, по только вздохнул и убрал карандаш.

— Возможно, раненому нужен будет укол. Тут все для врачей записано. Если сможете, в Можайске захватите сопровождающего врача. Все зависит от быстроты доставки на операцию, — объяснил Варакин пилоту. — Положение очень опасно.

Пилот забрался на место, мотор заработал сильнее; вот самолет пошел по земле от опушки леса, быстрее, быстрее, по какому-то полю с прямой, наезженной дорогой, слился с лунной мглой; вдруг показался уже в небе, над горбатым холмом, который чернел за пашней, обозначился точкой над лесом, скользнул и исчез из виду…

Варакин махнул фуражкой и вместе с двумя летчиками, с медсестрой и майором, который передал пилоту донесение штаба армии, возвратился к поджидавшему их в санитарной машине Полянкину.

— В штаб! — приказал Варакин.

…Громадный санитарный обоз проходил во тьме по лесной дороге. Продвижение войск к своим рубежам, видимо, было закончено, двигался только санитарный обоз, растянувшийся более чем на полкилометра. Врачи, фельдшера, сестры, санинструкторы и санитары шагали рядом. Кое-кто из них сидел с водителями машин. Ездовые осторожно вели лошадей под уздцы, чтобы, напуганные разрывом случайной мины или снаряда, кони не заметались по лесу, не натворили смятения.

Бурнин проводил Варакина до встречи с головою продвигающейся колонны. Майор, командир боевого охранения, выступив из лесной темноты, доложил Бурнину о готовности своей части.

Бурнин и Варакин попрощались в лесу без свидетелей, не говоря, что это объятие навек, но каждый в душе сознавал, что так, вероятно, и есть.

Санитарный обоз более чем в сотню конных повозок и полсотни разных автофургонов снялся с места, оставляя по флангам звуки стрельбы и нечастые вспышки ракет или минных разрывов.

Боевое охранение обоза было приведено в готовность. В течение более часа осторожного продвижения не было никаких тревожных сигналов.

И вдруг далеко впереди, в расположении Чебрецова, разразился бой.

«Наступают. Пошли! — сказал себе Михаил. — Пошли прорываться…»

Обоз стоял долго. Все слушали бой, который шел и сзади, и справа, и слева.

С невысокого холмика, на котором Бурнин и Варакин еще ранее договорились о наблюдении, Михаил с командиром боевого охранения санобоза ожидали сигналов к дальнейшему продвижению вперед. Перед ними дорога уходила в лощину.

Артиллерия ревела со всех сторон. Слышно было, как справа и слева пролетали и где-то вдали разрывались снаряды. И вдруг взлетели одна за другой три зеленые ракеты справа, две белые слева. Путь открыт!

Командир боевого охранения в ответ выстрелил двумя красными, пожал Варакину руку и помчался на мотоцикле вперед.

Машины пошли по дороге. Михаил пропускал их мимо себя. Дальше двигался конный обоз. Сквозь скрип повозок, фырканье лошадей и стоны раненых Варакин хотел услышать крики атаки — крики «ура». Но услыхал лишь раскаты страшной грозы — удары «катюш». Небо светилось полной луною, а с севера — оранжевым полыханием зарев, которые встали уже далеко за спиною обоза.

«Прикрыли нам выход! Значит, мы вырвались?! Вышли! Неужели же так и дойдем, дойдем до своих?!» — радостно думал Варакин.

Он остановил проезжавшего мотоциклиста, подсел к нему и, перегоняя подводы, поехал неспешно к голове автоколонны. На ходу останавливался, окликал сестер, санинструкторов, бодрил стонущих раненых.

Так они двигались еще часа два. Луна опустилась за лес. Время было около четырех утра. Варакин сошел с машины и снова стоял на дороге, пропуская мимо конный обоз.

В это время машины впереди остановились. Как всегда бывает в таких случаях, повозочные не сразу