– Как это?

– А как в романах. «Юная марсианка закрыла глаза и потянулась ко мне полуоткрытыми устами. Я страстно и длинно обнял ее».

– «Всю», – добавил Юрковский.

Михаил Антонович зарделся.

– Ишь, закраснелся, старый хрыч, – сказал Юрковский. – Было дело, Миша?

Быков захохотал и поперхнулся чаем.

– Фу! – сказал Михаил Антонович. – Фу на вас! – Он подумал и заявил вдруг: – А знаете что, мальчики? Плюну-ка я на эти мемуары. Ну что мне сделают?

– Ты нам вот что объясни, – сказал Быков. – Как повлиять на Юру?

Михаил Антонович испугался.

– А что случилось? Он нашалил что-нибудь?

– Пока нет. Но вот Владимир считает, что на него нужно влиять.

– Мы, по-моему, и так на него влияем. От Ванюши он не отходит, а тебя, Володенька, просто боготворит. Раз двадцать уже рассказывал, как ты за пиявками в пещеру полез.

Быков поднял голову.

– За какими это пиявками? – спросил он.

Михаил Антонович виновато заерзал.

– А, это легенды, – сказал Юрковский, не моргнув глазом. – Это было еще… э-э… давно. Так вот вопрос: как нам влиять на Юру? Мальчику представился единственный в своем роде шанс посмотреть мир лучших людей. С нашей стороны было бы просто… э-э…

– Видишь ли, Володенька, – сказал Михаил Антонович. – Ведь Юра очень славный мальчик. Его очень хорошо воспитали в школе. В нем уже заложен… как бы это сказать… фундамент хорошего человека. Ведь пойми, Володенька, Юра уже никогда не спутает хорошее с плохим…

– Настоящего человека, – веско сказал Юрковский, – отличает широкий кругозор.

– Правильно, Володенька, – сказал Михаил Антонович. – Вот и Юрик…

– Настоящего человека формируют только настоящие люди, работники, и только настоящая жизнь, полнокровная и нелегкая.

– Но ведь и наш Юрик…

– Мы должны воспользоваться случаем и показать Юрию настоящих людей в настоящей, нелегкой жизни.

– Правильно, Володенька, и я уверен, что Юрик…

– Извини, Михаил, я еще не кончил. Вот завтра мы пройдем до смешного близко от Эйномии. Вы знаете, что такое Эйномия?

– А как же? – сказал Михаил Антонович. – Астероид, большая полуось – две и шестьдесят четыре астрономические единицы, эксцентриситет…

– Я не об этом, – нетерпеливо сказал Юрковский. – Известно ли вам, что на Эйномии уже три года функционирует единственная в мире физическая станция по исследованию гравитации?

– А как же, – сказал Михаил Антонович. – Ведь там же…

– Люди работают там в исключительно сложных условиях, – продолжал Юрковский с воодушевлением. Быков пристально смотрел на него. – Двадцать пять человек, крепкие, как алмазы, умные, смелые, я бы сказал даже – отчаянно смелые! Цвет человечества! Вот прекрасный случай познакомить мальчишку с настоящей жизнью!

Быков молчал. Михаил Антонович сказал озабоченно:

– Очень славная мысль, Володенька, но это…

– И как раз сейчас они собираются произвести интереснейший эксперимент. Они изучают распространение гравитационных волн. Вы знаете, что такое смерть-планета? Скалистый обломок, который в нужный момент целиком превращается в излучение! Чрезвычайно поучительное зрелище!

Быков молчал. Молчал и Михаил Антонович, который понял, что Юрковский во что бы то ни стало хочет произнести речь.

– Увидеть настоящих людей в процессе настоящей работы – разве это не прекрасно?

Быков молчал.

– Я думаю, это будет очень полезно нашему стажеру, – сказал Юрковский и добавил тоном ниже: – Даже я не отказался бы посмотреть. Меня давно интересуют условия работы смерть-планетчиков.

Быков наконец заговорил.

– Что ж, – сказал он. – Действительно небезынтересно.

– Уверяю тебя, Алексей! – воскликнул Юрковский с подъемом. – Я думаю, мы зайдем туда, не так ли?

– М-да, – неопределенно пробормотал Быков.

– Ну, вот и прекрасно, – сказал Юрковский. Он посмотрел на Быкова и спросил: – Тебя что-то смущает,