обсерваторию поздним вечером только для того, чтобы выпить кофе. Но я не могу приходить днем. Днем я занят. Да и вечером я почти всегда занят. А когда у меня бывает свободное время, я прихожу к вам.
Наташа почувствовала, что начинает краснеть. Но краулер был уже у подножия плоского холма, того самого, который изображался на ареографических картах искривленным овалом с отметкой 211. На вершине холма среди неровных серых глыб уже копошились люди.
Наташа поставила краулер подальше от песчаных танков и выключила двигатель. Феликс стоял внизу, серьезно глядя на нее и протянув руку.
– Не надо, спасибо, – пробормотала Наташа, но на руку все-таки оперлась.
Они пошли среди развалин Старой Базы. Странные это были развалины: по ним никак нельзя было понять, каков первоначальный вид или хотя бы план сооружения. Проломленные купола на шестигранных основаниях, обвалившиеся галереи, штабеля растрескавшихся цементных блоков. Все это густо поросло марсианской колючкой и потонуло в пыли и песке. Кое-где под серыми сводами зияли темные провалы. Некоторые из них вели куда-то в глубокий, непроглядный мрак.
Над развалинами стоял гомон голосов.
– Еще одна каверна! Тут никакого цемента не хватит!
– Что за идиотская планировка!
– А что вы хотите от Старой Базы?
– Колючек-то, колючек! Как на солончаке…
– Вилли, не лезьте туда!
– Там пусто, никого нет…
– Товарищи, начинайте же съемку в конце концов.
– Доброе утро, Володя! Давно уже начали…
– Смотрите, а здесь следы ботинок!
– Да, кто-то здесь бывает… Вон еще…
– Следопыты, наверное…
Наташа посмотрела на Феликса. Феликс кивнул.
– Это я, – сказал он.
Он вдруг остановился, присел на корточки и стал что-то разглядывать.
– Вот, – сказал он. – Посмотрите, Наташа.
Наташа наклонилась. Из трещины в цементе свисал толстый стебель колючки с крошечным цветком на конце.
– Какая прелесть! – сказала она. – А я и не знала, что колючка цветет. Красиво как – красное с синим…
– Колючка дает цветок очень редко, – медленно сказал Феликс. – Известно, что она цветет раз в пять марсианских лет.
– Нам повезло, – сказала Наташа.
– Каждый раз, когда цветок осыпается, на его месте выступает новый побег, а там, где был цветок, остается блестящее колечко. Такое вот, видите?
– Интересно, – сказала Наташа. – Значит, можно подсчитать, сколько колючке лет… Раз… Два… Три… Четыре…
Она остановилась и посмотрела на Феликса.
– Тут восемь ободков, – сказала она неуверенно.
– Да, – сказал Феликс. – Восемь. Цветок – девятый. Этой трещине в цементе восемьдесят земных лет.
– Не понимаю, – сказала Наташа и вдруг поняла. – Значит, это не наша база? – сказала она шепотом.
– Не наша, – сказал Феликс и выпрямился.
– Вы об этом знали! – сказала Наташа.
– Да, мы об этом знаем, – сказал Феликс. – Это здание строили не люди. Это не цемент. Это не просто холм. И пиявки не зря нападают на двуногих прямостоящих.
Наташа несколько секунд глядела на него, а затем повернулась и закричала во весь голос:
– Товарищи! Сюда! Скорее! Все сюда! Смотрите! Смотрите, что здесь есть! Сюда!
Кабинет директора системы Теплый Сырт был набит до отказа. Директор вытирал лысину платком и ошалело мотал головой. Ареолог Ливанов, утратив сдержанность и корректность, орал, надсаживаясь, стараясь перекрыть шум:
– Это просто уму непостижимо! Теплый Сырт существует шесть лет. За шесть лет не разобрались, что здесь наше и что не наше. Никому и в голову не пришло поинтересоваться Старой Базой!..
– А что там интересоваться! – кричал Азизбеков. – Я двадцать раз проезжал мимо. Развалины как развалины. Разве мало развалин оставили после себя первопоселенцы?
– А я там был года два назад! Смотрю, валяется ржавая гусеница от краулера. Посмотрел и поехал
