претерпевая множество трагедий и неудач, пытаясь установить контакт с таким миром, как ваш. Кое-кто полагал, что путешествия между мирами невозможны, но вы все-таки оказались здесь. Видите ли, наши с вами миры своего рода близнецы, щенки из одного помета.

Человек повернулся, сделал знак, и на стене появилась черная буква «Y». Внезапно я понял, что поверхность стен движется, дергается и что она сделана не из гипса или штукатурки, а из насекомых, тесно прижавшихся друг к другу. Каждое насекомое, размером с десятицентовую монету, могло в любую секунду изменить цвет своего панциря, словно хамелеон.

— До сих пор, — сказал человек, указывая в ту точку, где расходились две ветви буквы «Y», история двух миров оставалась идентичной. Эта точка обозначает тысяча восемьсот шестьдесят четвертый год, или, как мы его называем, минус шестьдесят второй год. В обоих мирах жил некий Адам Руни из штата Теннеси. В вашем мире он погиб во время гражданской войны; ему выпустил кишки бык, которого Руни пытался скрестить с лошадью. В нашем мире этот человек выжил.

Ряды насекомых на стене окрасились в черный и оттенки коричневого, превратившись в грубый портрет пожилого человека с седой бородкой, который курил трубку и смотрел на зрителя через толстые стекла очков.

— Мистер Руни, — продолжал здоровяк, — был гением. Он занимался наукой, которую называл «скотологией».

— Да, у нас на Юге тоже этим увлекаются, — заметил Джон.

На мгновение здоровяк умолк, но затем продолжил:

— Это искусство превращения живых существ в формы, которые человек может использовать для улучшения мира. К тысяча восемьсот восемьдесят первому году Руни создал самостригущуюся овцу и змею, способную косить кукурузу. В тысяча восемьсот девяностом году его группа разработала насекомовидную летающую машину. В тысяча девятьсот втором, или в минус двадцать четвертом году по нашему исчислению, Руни создал из мозга свиньи примитивную думающую машину.

Изображение позади человека превратилось в цветную картинку: на ней мужчины в белых халатах стояли рядом с чаном, наполненным жидкостью. В чане плавала похожая на мозговую ткань деформированная масса размером с небольшую собачку.

— В течение последних десяти лет я изучал ваш мир, ваш язык, вашу историю. И меня поразил тот факт, что вы приложили столько усилий для создания вычислительных машин из металлических и кремниевых переключателей, когда в ваших собственных черепах находятся гораздо более эффективные устройства. Неужели эта мысль не пришла в голову вашим ученым? В вашем тысяча девятьсот двадцать втором году у нас уже существовали самостоятельно питающиеся, самостоятельно лечащие себя органические компьютеры — примерно в десять раз мощнее тех, которыми вы пользуетесь сейчас.

На стене появилось изображение людей, с гордостью стоящих перед каким-то монстром. Существо напоминало дерево, вырезанное из внутренностей кита — отвратительный пучок мяса и волокон, который местами расплетался, превращаясь во что-то вроде паутины. Монстр был, наверное, вдвое выше человека.

У меня закружилась голова. Сотрясение мозга? Я закрыл глаза и вцепился в котят; один из них мяукнул. Через несколько секунд я почувствовал, что мне стало лучше.

— В 1926–м году, который мы называем первым годом, мистер Руни скончался. В день его смерти произошло чудо: величайшее творение мистера Руни, вычислительная машина, которая помогла ему создать всех остальных существ, стала разумной.

Здоровяк сделал паузу. Мне показалось, что речь он приготовил заранее. Похоже, в этом месте мы должны были восхищенно ахнуть. Я вежливо кивнул.

— Машина дала себе имя, — сказал высокий человек. — Она выражала желания и чувства. Это стало невероятным сюрпризом. Машина продолжила работу Руни и изменила все живые существа во имя прогресса человечества.

Внезапно перед нами возникло изображение огромного раскисшего поля. Вся комната превратилась в широкоэкранный фильм, в головокружительную панораму. Камера наехала на длинный окоп, похожий на те, которые использовали во время Первой мировой. Он уходил вдаль в обе стороны, а на его краю плечом к плечу стояли босые мужчины, женщины и плачущие дети. Их коричнево-белые одеяния выглядели тонкими полосками ткани, обернутыми вокруг тела. На секунду мне померещилось, что людей завернули в ломтики бекона.

Повинуясь беззвучной команде, все сошли в окоп; детей пришлось стаскивать насильно. Внезапно из-под ног поднялись облака грязи, и в окоп хлынул темный поток. Камера подъехала ближе; оказалось, что поток состоит из тысяч и тысяч пауков в черно-желтую полоску — настоящих боевых пауков.

Крики слились в страшный хор. Пауки бросались на жертв, прокусывали кожу, проделывали ходы в мышцах. Один паук выбрался наружу, прорвав чей-то глаз. Полдюжины пауков вылезли из спины другого человека, таща за собой петли кишок. Текла кровь, на землю падали конечности, летали вырванные из тел кости.

А потом пауки исчезли. Камера остановилась на искалеченных, окровавленных жертвах и я увидел, что никто не погиб. Пауки оставили за собой груды жертв — вопящую, корчащуюся массу. У всех не хватало конечностей; из каждого тела вырвали кусок плоти размером с бейсбольный мяч. Многие ослепли, оглохли, лишись способности передвигаться. Никто не пришел им на помощь. Камера отъехала назад, показав окоп, протянувшийся на много миль в обоих направлениях. Теперь по всей длине он розовел, словно шоссе на карте. Крики становились все громче и громче…

А потом все исчезло. Комната снова стала белой; здоровяк снова высился перед нами, сияя от гордости.

— Всегда находятся те, кто мешает прогрессу, — сказал он.

Мой взгляд запрыгал по комнате, и я снова начал задыхаться. Ни одной двери. Черт побери, я бы даже не смог бы найти то место, где находится дверь. Джон, похоже, пытался определить, можно ли использовать кресло как таран, но оно вросло в пол.

— Конечно, — продолжил здоровяк, — зная ваш мир, можно предположить, что вам тяжело воспринять эту часть. Позвольте привести пример. Разве в вашем мире, как и в моем, не считается дурным взять и использовать без разрешения предмет, который использует — или рассчитывает использовать — другой человек?

— Да, в нашем мире это называется «воровство», — нетерпеливо ответил Джон — Но натравливать пауков-убийц на безоружных людей считается более тяжким преступлением. Мы называем это «арахницид».

— Но что если украденный предмет позднее поранил бы или убил этого человека? В этом случае вор спас бы жизнь хозяину вещи. А если владелец собирался использовать этот предмет как оружие против невинного человека? А если оружие убило бы ребенка, который должен был вырасти и создать лекарство от страшной болезни?

Джона, похоже, увлекла эта беседа. Он почесал подбородок и пожал плечами:

— Ну, этого знать мы не можем, но должны делать все, что в наших…

— А если бы вы могли это знать? — спросил здоровяк. — В вашем мире уже есть машины, которые вычисляют и предсказывают различные варианты и сценарии. Они способны обработать температуру воздуха и диаграммы ветров, а затем предсказать погоду. А если бы существовала мыслящая машина, сущность такая могущественная, что могла бы вычислить результат любого события? Она действительно знала бы, какой путь нужно выбрать, она стала бы абсолютным источником морали.

— Ну, — сказал я, — в нашем мире есть люди, которые верят в…

— Я говорю не о вере, а о том, что существует в нашем мире — здесь и сейчас. Это можно потрогать, увидеть и понюхать. Это реально. — Нижняя часть маски перекосилась, и мне показалось, что человек улыбается. — Следуйте за мной.

К счастью, дверь открылась. Мне отчаянно захотелось сбить мужчину с ног и броситься бежать — но куда? Забраться еще дальше от дома было невозможно. Более того, в эту секунду наш мир фактически не существовал.

Здоровяк повел нас обратно по опустевшему коридору. Мы пришли к еще одной каменной двери;