Самые отчаянные (и набожные) скутари выходили даже за пределы своего квартала и охотились на людей в темных закоулках у Хофгартена. Этого, впрочем, им делать не следовало. Хануман ли Тош, узнав, что трех его божков высосали дочиста, оставив только кожу да кости, поставил вокруг Зоосада кордоны своих рингистов, изолировав его от города. Не меньше трех отрядов отправились непосредственно в скутарийское селение с миссией возмездия. В кафе и на улицах поговаривали, что рингисты вломились в огромную гроздь и убили около тридцати скутари — и что червеобразные тела убитых загадочным образом исчезли; возможно, их продали червячникам, владельцам подпольных ресторанов.

Червячники же организовали охоту в северной части острова Невернес. Скользя в юрких красных ветрорезах над самыми верхушками леса, они косили лазерами шегшеев, шелкобрюхов и мамонтов — а также снежных тигров, волков и прочих животных, какие попадутся. Самые смелые предпринимали даже вылазки на лед в сотнях миль от города. Там они с помощью инфракрасных сенсоров выслеживали белых медведей и тюленей — подумывали даже об охоте на китов, плавающих в водах южного океана. Хануман публично осуждал эту бойню, но втайне отдавал себе отчет, что мясо убитых животных, как ни мало его по сравнению с миллионами голодающих, позволит ему выиграть время, чтобы закончить войну и достроить Вселенский Компьютер.

С приближением глубокой зимы даже тихисты стали молиться о скорейшем окончании войны. 82-го числа пришла новость, приободрившая почти всех: рингисты якобы вступили в бой со всем флотом Содружества у Алогирского Дублета. Все надеялись, что это сражение будет решающим, но на следующий день Сальмалин Благоразумный прислал легкий корабль, пилот которого сообщил Коллегии, что это была только стычка и флот уничтожил лишь горстку вражеских кораблей, сам потеряв десять легких кораблей и сорок две каракки. В тот же день Бенджамин Гур нанес очередной удар.

Решив испытать свою силу, он повел кольценосцев на штурм дома в Старом Городе, где разместились два отряда божков.

Благодаря неожиданности рейд завершился блестящим успехом. Кольценосцы захватили сотни лазеров и тлолтов и убили не меньше пятидесяти самых преданных сподвижников Ханумана. Взяли они и другие трофеи. В одной из квартир, заваленной трупами и залитой кровью, Поппи Паншин обнаружила лабораторию для производства вирусов и другого бактериологического оружия. Ни единого живого вируса в пробирках и на игольных дротиках, правда, не обнаружили, но двое кольценосцев Поппи ударились в панику и рассказали о находке своим друзьям. Скоро по городу, как огонь по полю сухого курмаша, зажженного молнией, распространился слух, что Хануман производит вирус, разъедающий волевые центры мозга и лишающий его врагов способности противостоять Пути Рингесса.

Этот слух сделал для Данло смещение Ханумана еще более спешным. В эти темные дни самого темного из времен года никто не знал, чему верить, — даже Данло. Поэтому он решил совершить свое превращение так быстро, как только это возможно. Он лежал на стальном столе в одной из больших спален Констанцио, наполненной роботами и прочей машинерией, вдыхал запах химикалий и скрипел зубами, пока резчик работал над различными частями его тела. Ваяние началось с костей: каждую из них, от ступней до черепа, следовало укрепить наращиванием новых слоев, а заодно нарастить и сухожилия.

Боль, сопутствующая этим процедурам, буквально убивала Данло. Однажды, когда Констанцио сверлил ему локоть, один из блокираторов вдруг отказал. (Позже Констанцио признался, что приобрел этот аппарат у малонадежного червячника.) Несмотря на шама-медитацию, которой Данло занимался в течение всей операции, он закричал и дернул рукой, нечаянно вогнав в нее сверло еще глубже. Алмазный наконечник вспорол ему все предплечье — мускулы, нервы, артерии и вены. Кровь окатила и пациента, и резчика, уподобив их двум червячникам, пытающимся добить раненого мамонта. Весь остаток утра ушел у Констанцио на устранение причиненного ущерба.

— Хорошо еще, что я позаботился клонировать запасные нервы заранее, — сказал он, разделяя скальпелем поврежденные связки. — Иначе ты еще долго не смог бы пользоваться рукой.

— Извини, что я дернулся, — сказал Данло.

— Ты не виноват. Надо было мне брать блокиратор на Старгородской глиссаде. Я и взял бы, но в магазинах не осталось качественной техники. Слишком много бедолаг пострадало от лазеров и термотлолтов из-за этой войны, которую ведет Бенджамин Гур с рингистами. А боль от ожогов выносить труднее всего — она хуже, чем от костных операций: тут боль хотя и сильная, зато недолгая.

Данло, работая пальцами и морщась от боли, разламывающей лучевую кость по всей длине, выдохнул:

— Я бы сказал… достаточно долгая.

Констанцио поставил новый блокиратор и ввел Данло обезболивающее, насвистывая веселый мотивчик — он явно радовался тому, что снова получил возможность кромсать человеческую плоть.

— Я заметил, что ты чувствуешь боль острее других пациентов — и тем не менее имеешь выдающуюся способность ее контролировать.

Данло объяснил, как воин-поэт навсегда отравил его экканой.

— Поразительно! Меня удивляет даже то, что ты способен бегать на коньках по морозу — не говоря уж о том, чтобы не кричать, лежа под моими лазерами. Они ведь должны жечь тебя огнем, несмотря на все блокираторы.

— Это верно.

— Так, может, дать тебе общий наркоз?

— Но ведь это замедлит твою работу, правда?

— Нервных повреждений избежать легче, когда ты сознательно сокращаешь определенные группы мышц по моей просьбе, — признал Констанцио. — А нервы в случае ошибки лечить труднее всего.

— Выходит, я должен оставаться в сознании?

— Только если можешь это выдержать.

— Думаю, что придется.

— В некоторых случаях, конечно, наркоз будет необходим. Например, когда начнем работать над позвоночником.

— П-понятно.

— Ты мне не полностью доверяешь, верно?

— Доверяю ли? Думаю, что должен доверять. В конечном счете доверие между людьми — это все, правда?

По правде сказать, ему внушала сомнение одна история, которую он слышал о Мехтаре Хаджиме. Когда-то Бардо толкнул Мехтара на улице и повалил его на лед за то, что тот нагрубил хариджану. Затем Бардо, чтобы сопровождать Мэллори Рингесса к алалоям, пришлось подвергнуться ваянию, и Мехтар в отместку, по версии самого Бардо, сыграл с ним жестокую шутку. Без ведома Бардо он имплантировал ему гормоны-таймеры, обрекшие жертву на состояние перманентной эрекции. Много позже Бардо, вернувшись из экспедиции, обратился к другому резчику, чтобы устранить причиненный Мехтаром вред, но после этого стал страдать от совершенно противоположной (и совершенно ему несвойственной) проблемы.. В надежде свершить собственную месть он обшарил все резчицкие мастерские, но Мехтара так и не нашел.

Какие бы подозрения ни питал Данло относительно чистоты намерений Констанцио, работа двигалась достаточно гладко. Констанцио разочаровал его только в одном аспекте, не имевшем никакого отношения к ваянию. Когда ему приходилось проводить в операционной целые сутки, Констанцио, как он и надеялся, досыта кормил его курмашом, кашей, орехами и фруктами для подкрепления сил и быстрого заживления. Но когда Данло попросил немного курмаша для Тамары и Джонатана, резчик отказал, холодно заявив:

— В наш контракт это не входит. Ты отдал скраерский шар за ваяние, и я ваяю тебя. И делаю многое помимо этого. Не каждый резчик стал бы кормить тебя отборными продуктами, точно эталона.

Данло терпеть не мог спорить и торговаться на купецкий манер, но он вспомнил о Джонатане, жующем мятные палочки, чтобы обмануть голод, и сказал:

— Сфера наверняка стоит больше твоего ваяния.

— Как определить истинную стоимость чего бы то ни было? Если война вскорости не кончится, мне за твою сферу и ореха бальдо не дадут.

— Тебе и не понадобится. Вон у тебя сколько запасов — на годы хватит.

Констанцио, боясь, как бы кто-нибудь не пустил слух о полноте его кладовых, поспешил соврать:

— Какие там годы. Еще несколько дней протянуть вместе с прислугой, вот и все. Ты у меня получаешь