— Вы хотели рассказать мне о родителях уже много лет, ведь так?
— Да когда я был моложе, у меня было больше сил, и я мог выносить эти тайны. Теперь я стар, мой мальчик, и мне нужно избавиться от них, чтобы идти вперед и помочь Киру. Но послушай, Джон, тайны — это не мертвецы; они остаются опасными и спустя двадцать, пятьдесят, даже сотню лет после своего возникновения. Будь осторожен. И прости меня.
— Да, Бенджамин. Вы можете быть уверены в этом. И я буду осторожен. По крайней мере, я узнал о прошлом. Знаете, а ведь отец мог поехать в Соединенные Штаты, чтобы найти Полуночника. По крайней мере, он мог бы попытаться.
— Ему дали понять, что это — безнадежное дело.
— А вы как думаете?
Он пожал плечами.
— Столько лет прошло…
— Полуночнику было, вероятно, не больше тридцати или тридцати пяти лет, когда я впервые увидел его. Если он жив, ему должно быть сейчас около пятидесяти. — Я безуспешно попытался представить его с седыми волосами. — Вы помните, как он спас меня от Гиены?
— Я знаю, о чем ты думаешь, мой мальчик… Хезед.
Когда я спросил его, что он имеет в виду, он ответил:
— Это на иврите, Джон. Смысл в том, что добрые поступки требуют воздаяния.
Я рассказал о сне, в котором был объят пламенем, а затем сгорел без следа. Я высказал мнение, что это было напоминанием, насколько опустошен я стал после смерти Полуночника.
Бенджамин засмеялся.
— Напротив, Джон, я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что именно сейчас ты видишь впереди себя дорогу. Сердце Бога, а значит, и твое сердце, находится там, где сгорает самое последнее пламя, и этот огонь озарит тебе путь.
Но попытки ободрения только рассердили меня, поскольку меньше всего мне хотелось разбирать эти метафоры.
— Закат и восход солнца, фазы луны — все эти события происходят внутри нас, — продолжил он.
Я нетерпеливо вздохнул.
— Нет, ты должен выслушать меня, Джон, это важно. Восход солнца происходит внутри каждого из нас, иначе мы не смогли бы даже помыслить о нем. Я уже много раз говорил тебе: именно эта важная взаимосвязь событий определяет границы между каждым человеком и окружающим миром. Что бы ты ни делал в своей жизни, это оказывает влияние на то, что происходит во всем мире. Это одна из великих тайн бытия. Я не знаю, должен ли ты уезжать, но скажу тебе одну вещь. Если удастся освободить Полуночника, тогда ты освободишь не только весь мир, как говорит нам Тора, но также поможешь восстановить былое равновесие.
— Бенджамин, даже если я найду его, то наверняка не смогу выкупить.
Аптекарь засмеялся.
— Разве в Торе говорится, что Моисей спрашивал разрешения у фараона, прежде чем освободить евреев из рабства? В определенных обстоятельствах воровство может быть самым праведным поступком.
— Если бы только Даниэль был со мной. Он помог бы мне.
— Даниэль? Неужели ты прослушал все, что я говорил тебе? Хотя он давно умер, он продолжает жить внутри тебя, мой мальчик. Ты можешь призвать Даниэля в любую минуту, когда тебе понадобится его помощь. Я убежден в этом.
— А мои дочери — кто присмотрит за ними во время моего отсутствия?
— Оставь их со своей матерью и тетей Фионой. Они прекрасно уживутся вместе. А как они будут рады и благодарны тебе за то доверие, что ты им окажешь!..
Я покачал головой, считая себя неспособным к такой задаче. Я боялся, что девочки с негодованием отнесутся к моему отъезду. Они были слишком малы, чтобы остаться без родителей.
— Джон, — сказал он, — вполне естественно, что ты колеблешься. Ты только что узнал обо всем. Поезжай в Англию и поговори с матерью, и только тогда прими решение. Помнишь, что Полуночник всегда говорил при расставании?
— Иди не спеша.
— Точно. Скорпионы могут прятаться за каждым камнем. Нет ничего страшного в том, чтобы подождать несколько дней и решить, как лучше приняться за дело.
Цитируя изречение Соломона, я сказал:
— «Как птица, покинувшая гнездо свое, так человек, покинувший место свое…» Я ничего не знаю об Америке.
— Да, — засмеялся он. — Но ведь в твоих жилах течет еврейская кровь. Возьми хлеб, всходя на борт корабля, и преврати весь мир в эрув — свой символический дом.
— Это нелепо, Бенджамин.
— Конечно, нелепо. Но человек, желающий спасти мир, не должен пренебрегать даже нелепыми действиями.
— Нельзя больше медлить! Вдруг Полуночник сейчас в опасности?
Бенджамин помрачнел.
— Не совершай ошибки. Если Полуночник еще жив, он наверняка находится в опасности, ведь речь идет о рабстве. Я скажу тебе еще одну вещь: пока хоть один мужчина или женщина остается рабом, Мессия не придет в наш мир. Если мы не создадим наш рай своими собственными руками, мы никогда не увидим Его.
Скорее всего, Бенджамин заранее знал, что после чтения писем мне сразу захочется поехать в Америку, потому что он достал из кармана плаща детскую погремушку, которую Полуночник использовал в сражении с Гиеной. Очевидно, отец сохранил ее и передал аптекарю.
— Отдай это Полуночнику, вместе с благословением от меня. Расскажи ему, что я продолжал нашу работу все эти годы — и что я искал его. Не прошло ни одного дня, чтобы я не думал о нем.
Через несколько минут он накинул плащ, крепко обнял меня и отправился в путь. Когда я стоял в двери, мое сердце сильно колотилось, и мне хотелось умолять его не покидать меня. Но я отогнал от себя мысли о смерти и вечной разлуке, сочтя их признаком малодушия.
Почему хороший человек способен на дурной поступок? После того как часы пробили два, я понял, что могу задать этот вопрос не только в отношении своего отца, но и в отношении Полуночника и матери — ведь и они тоже совершили предательство.
Мне казалось, что все трое поступили со мной очень несправедливо. Из-за их лжи я словно бы лишился якоря и был выведен в открытое море, их скрытность привела к крушению моего корабля. Они охотно принесли меня в жертву, чтобы продолжать свою тайную жизнь.
Я возмущался всеми троими, но отца проклинал больше всего. Он совершил подлый и трусливый поступок, и я не мог не презирать его.
Я проснулся на рассвете, задыхаясь, объятый ужасом, с мыслью, что до сих пор не выкопал свои сокровища, которые спрятал перед первым нашествием французов, в том числе и перо Полуночника. Прежде чем отправляться в Лондон, я должен был достать их.
Спустившись по лестнице, закутанный только в одеяло, я выбежал в сад. Среди колючих сорняков я присел на корточки и начал неистово рыть землю.
Я выкопал три ямы, прежде чем мне удалось найти амулет и маски Даниэля, вырезанную нами сойку, колчан, стрелы и перо Полуночника, а также плитку Жильберто с изображением тритона. Все они были покрыты грязью, но годы, проведенные под землей, не слишком сказались на их состоянии. Прижав их к голой груди, я станцевал джигу на дрожащих ногах. Затем я забросал ямы землей, встал на колени и разрыдался.