подчеркивал эротический вид обнаженного женского тела.

— Сегодня ужин будет легким, — сообщила Франсуаза, указывая Владимиру на расшитый восточным орнаментом пуфик. — По вторникам я ем рыбу и морепродукты.

«Прямо как в совдеповских столовках: вторник — четверг — рыбные дни», — промелькнуло в голове Владимира. После освежающего душа он неожиданно ощутил зверский голод, и ему вместо всяких там рыбных деликатесов больше всего хотелось бы увидеть на столе большую глиняную миску домашних пельменей с уксусом, перцем, сметаной и стаканом холодной водки.

Но кроме того, что было на столе, хозяйка ничего не могла ему предложить. На большом блюде лежали тушки копченой форели под острым соусом манго, дышащие холодом и влагой устрицы на льду, украшенные дольками лимона и фаршированные острым перцем оливки, в хрустальной вазе искрилась зернистая икра, рядом парил креветочный кокот. Все это было вкусно, но для изголодавшегося Шатуна весьма мало.

— Открывай шампанское, — предложила Франсуаза, как только Владимир сел на миниатюрный пуфик, который жалобно крякнул под его весом.

Пока мужчина откупоривал бутылку и наполнял бокалы нежно-желтым пузырящимся напитком, женщина, умело орудуя специальными щипцами и вилкой, ловко подхватила филе форели и положила на тарелку перед Владимиром.

— Пусть сбудутся все наши мечты и фантазии, — голос ее звучал возбужденно-истерично, что навело Панчука на мысль о приближении депрессии, которой время от времени страдала его подруга.

Мелодично звякнули бокалы, слегка коснувшись друг друга краями. Шампанское было кислым, каким и должен быть этот напиток, Владимир недовольно сморщился. Он любил напитки не газированные, а крепкие и горькие.

— Не кичись своим плебейским воспитанием, — едва заметно улыбнулась молодая женщина.

— Я бы сказал, происхождением, — уточнил Панчук. — Родители мои простые рабочие, так что я законченный плебей.

— Не ерничай.

После легкой перебранки они принялись за еду, форель была просто изумительной, таяла во рту, а скользкие устрицы, прилично сдобренные лимонным соком, требовали глоток вина для усиления вкусового букета.

Несмотря на браваду своим рабоче-крестьянским происхождением, Владимир красиво ел и, главное, получал от еды истинное удовольствие. Единственное, что ему не удавалось, — это сохранить в памяти вкус пищи, он о нем забывал, едва встав из-за стола.

Франсуаза уже привыкла к такой особенности своего друга и не обращала внимания. Как истинную женщину и француженку ее больше интересовали другие качества любовника.

— Еще по глотку и в постель, — предложила она.

— Глоток можно отложить на потом, — криво ухмыльнулся Панчук. Он уже утолил голод и теперь хотел женщину, к которой так стремился и которая сейчас сидела напротив него, источая тонкий аромат французского парфюма.

Нежный поцелуй двух пар губ постепенно перерос в страстный и глубокий. Подхватив женщину на руки, Владимир понес ее через комнату и уложил на кровать. Он снова принялся целовать ее тело, постепенно освобождая его от прозрачной ткани пеньюара.

Обнаженные груди большими шарами колыхались в такт их движениям, кремового цвета соски миниатюрными конусами торчали вверх. Целуя губы, щеки, шею женщины, Владимир постепенно опустился ниже. Его язык шаловливо обвел по очереди один, другой сосок.

Франсуаза, прикрыв веки, томно дышала. Ласки любовника все больше заводили ее.

Наконец пальцы Владимира скользнули по гладко выбритому лобку, меж мягких створок женской раковины. Франсуаза не выдержала этой сладкой пытки и застонала, выгнувшись:

— Нет, нет, я больше не могу. Возьми меня.

Изголодавшегося по женскому телу мужчину долго уговаривать не надо. Сбросив халат, Владимир тут же коршуном навис над ней. Его руки, скользнув под коленями, ухватили ноги Франсуазы, широко их разводя и открывая взору возбужденную раковину с нежно-розовыми створками.

Несмотря на то что он пытался быть нежным, все-таки в лоно своей подруги Владимир вошел сразу, весь без остатка. Женщина еще громче застонала, сильнее выгибаясь, ее тело, как мощная пружина, дернулось в обратную сторону.

На этот раз уже Владимир заурчал, как голодный кот, ухвативший добычу, мощным толчком погружаясь в лоно подруги.

Их совокупление напоминало работу поршней хорошо отлаженного двигателя внутреннего сгорания. Тела все интенсивнее и интенсивнее сталкивались и тут же отскакивали друг от друга, чтобы в следующее мгновение снова соприкоснуться.

Возбужденные и напряженные тела любовников стали влажными от пота. Тяжелые мутные капли стекали по лбу Панчука на нос, а оттуда падали на тело разгоряченной Француженки, которая уже не стонала, а лишь широко раскрытым ртом хватала воздух, при этом неистово двигая тазом.

Неожиданно глаза Франсуазы широко раскрылись, ее руки, увенчанные длинными ногтями изумрудного цвета, мнились в спину партнера, ноги обхватили его поясницу крест-накрест. Когда большое мускулистое тело полностью накрыло женщину, она с пронзительным криком судорожно задергалась…

Они лежали на широкой постели и, ни о чем не говоря, наблюдали пейзаж звездного неба, вышитый бисером под балдахином.

Оба любовника были усталыми и умиротворенными, Франсуаза лежала на боку, положив голову на грудь Владимира, ее рука была переброшена через его живот.

— Мне уже скоро сорок, — неожиданно произнесла женщина.

— Ты выглядишь не больше чем на двадцать пять, — мужчина провел рукой по шелковистым волосам подруги. — Это всего лишь внешняя сторона, природу не обманешь, — продолжала настаивать Франсуаза. — К чему этот разговор? — недоуменно спросил Владимир.

— К тому, что я приближаюсь к критической отметке, когда можно безопасно иметь детей. А я хочу иметь и мужа, и детей.

— Я тебе мешаю? — задумчиво поинтересовался Панчук.

— Нет, я хочу детей от тебя и чтобы ты был моим мужем. В конце концов, могу я иметь право на спокойную, размеренную жизнь добропорядочной обывательницы? С меня хватит того, что первый муж был экстремалом, все эти прыжки с парашютом со сверхмалых высот, гонки на велосипедах по горным кручам, багги по пескам Сахары. В результате он закончил свою жизнь на дне: Красного моря, а большая часть его тела досталась акулам. Но по сравнению с тобой он просто расшалившийся карапуз. Ты же вечно носишь с собой оружие, появляешься так же внезапно, как и исчезаешь, а потом газеты смакуют суперпреступления. Скажи, неужели тебе мало Иностранного легиона? — с надрывом в голосе закончила женщина.

— Что ты хочешь? — совершенно спокойно спросил Владимир. Его голос звучал настолько обыденно, что Франсуаза сразу поняла: тирада, которую она готовила давно, подбирая момент, чтобы окатить ею, как ушатом холодной воды, любимого мужчину, оказалась совершенно напрасной. Он ее не слушал.

Сейчас француженка напоминала взведенную гранату, которая взорвется, едва догорит запальный шнур, но этому эмоциональному взрыву не суждено было случиться. Из соседней комнаты донеслась трель мобильного телефона Панчука, который он оставил в кармане своего пиджака. Поднявшись с постели, Владимир, не стесняясь своей наготы, направился к телефону.

— Я не люблю тебя, русский, — только и успела бросить ему вслед женщина.

— Слушаю, — включив телефон, произнес Панчук.

— Это я, — донесся из динамика голос Всезнайки. Он говорил по-русски, что было признаком явной растерянности. — Ты обидел серьезных людей, теперь они тебя ищут по всей Европе. Не исключено, что могли выйти на твои лежбища в Париже или Берлине. Будь осторожен, после того, что ты устроил, церемониться не будут ни те, ни другие.

— Хорошо, постараюсь, — спокойно произнес Владимир, снова превращаясь в могучего хищника Шатуна.

— Рад, что смог тебя предупредить. Теперь ты мой должник, — радостно хихикнул Всезнайка, но