Вчера в городе Милуоки, что в штате Висконсин, мадам премьер-министр посетила начальную школу, в которой училась шестьдесят три года назад.

На третьей странице нас приветствовал добродушный по виду толстяк, улыбка которого источала безграничный оптимизм. Оптимистом оказался министр финансов Дэвид Кеннеди, миллионер и однофамилец знаменитых Кеннеди из Бостона. Выступая вчера на какой-то комиссии конгресса, министр-миллионер уверял законодателей, что рост безработицы полезен для экономики страны, ибо является одним из средств борьбы с инфляцией.

Изучить четвертую страницу нам не удалось: открылся банк.

Операция получения денег, переведенных из Москвы, продолжалась несколько дольше, чем обычно. Дело в том, что управляющий банком пожелал познакомиться с двумя советскими журналистами, отправляющимися в длительное путешествие по Америке.

— Никто из моих знакомых не пересекал страну от океана до океана на машине, — сказал управляющий.

Он долго жал нам руки и почему-то успокаивал:

— Вот увидите, ребята, все будет о'кэй. Держу пари, вы вернетесь олл райт!

Скрытые камеры снимали эту трогательную сцену справа и слева…

Через полчаса широкая автострада вытолкнула нас из Вашингтона.

Мы ехали теперь то густым парком, то среди пожелтевших нив.

Стояла изумительная пора «индейского лета» — пора, которую мы в России называем «бабьим летом». В такие дни загородная Америка полна пленительного очарования. Разноцветным осенним пламенем полыхают окрестные леса. Если съехать подальше с шоссе на проселочную дорогу и заглушить мотор, почудится, будто слышишь поднебесный крик журавлей. По обеим сторонам дороги, на опушке дубравы вдоль голосистого ручья, то, прячась в кустах, то, обнаруживая себя, тянулась колючая проволока. Иногда она портила лесной пейзаж, придавая солнечным полянкам унылый лагерный вид. Забегая вперед, скажем, что колючая проволока, прилипнув к дорогам, тянется за ними через всю Америку, вдоль полей и лесов, поднимается в горы и спускается к берегам рек. Даже в безжизненной пустыне штата Нью-Мексико мы видели колючую ограду.

— Охрана природы? — поинтересовался Москвич.

— Охрана частной собственности на землю, — уточнил Вашингтонец. — Попробуй перемахнуть через проволоку и лечь позагорать вот на том лужке. Ты познакомишься с разъяренным хозяином, который натравит на тебя овчарок или, чего доброго, выпалит из дробовика.

Иногда из леса к самой дороге подступали аккуратные домики, словно сошедшие с красочных рекламных проспектов. Мы совсем не видели пешеходов. Навстречу лился поток элегантных автомашин. Дорожные указатели любезно предупреждали нас о поворотах, о въездах в тоннели и на мосты, приглашали свернуть с дороги, отдохнуть, выпить чашечку кофе.

Из окон автомобиля мы видели яркую, сочную, ухоженную землю, и казалось, что все вокруг дышит спокойствием, беззаботностью и самодовольством.

Лишь в одном месте сердца наши наполнились тревогой. Мы увидели впереди красно-белые блики фонарей полицейской машины. Две полосы автострады были закрыты для движения: на это указывали стоящие на асфальте прутики бенгальских огней. Разноцветные искры от них, казалось, впиваются в шины нашего автомобиля. С воем промчалась мимо машина «Скорой помощи». Было ясно, что впереди «эксидент» — несчастный случай.

Подъехав ближе, мы не сразу поняли, что случилось: мешали автомобили. Тут их было целое стадо — две-три полицейских, одна «Скорой помощи», две пожарных, две с подъемными кранами, с которых свисали огромные каторжные цепи. Машины скорбно урчали моторами, перемигивались красными, зелеными, желтыми лампочками. Разномастные и разноцветные, они окружали свою несчастную легковую сестру, которая, увы, бездыханно лежала поперек дороги вверх колесами. Под ботинками у полицейских хрустело разбитое стекло. Пожарник в резиновых сапогах и черном блестящем плаще струей из шланга смывал с асфальта кровь.

— Проезжайте, проезжайте! — строго прикрикнул на нас полицейский, заметив, что мы собираемся остановиться.

Москвич полез, было в карман за рекомендательным письмом, составленным в «Правде», но, встретившись взглядом с полицейским, осекся. А полицейский, здоровенный парень в кожаной курточке и в брюках с желтыми лампасами, сделал четыре одновременных движения: нахмурил брови, метнул левую руку к бедру, где висели пистолет и никелированные наручники, правой рукой ловко и энергично крутанул в воздухе полуметровую дубинку на кожаном ремешке и шагнул к нашей машине. Все это было грациозно, изящно и в то же время сурово. Но этого было достаточно, чтобы Вашингтонец, проживший в Америке в общей сложности уже около десяти лет и знакомый с правами, которыми обладает полиция в этой стране, покорно нажал на газ.

— Когда разговариваешь с американским полицейским, никогда не лезь в карман за документом, если он его не потребовал, — объяснил Вашингтонец Москвичу. — Полицейский может подумать, что ты лезешь за пистолетом, и выстрелит, так сказать, первым.

— Ну, это уж ты загнул, — засмеялся Москвич.

— Нимало! — возразил Вашингтонец. — Об этом написано в памятке для английских туристов, которые им раздают в Лондоне перед поездкой в Соединенные Штаты. Спроси, наконец, любого американца, и он подтвердит, что с полицией шутки плохи.

Мы поехали дальше, а позади осталась чья-то трагедия. Одна из американских трагедий, начало которым было положено еще в конце прошлого века.

Девятого января 1899 года в Нью-Йорке произошло невиданное доселе событие, взволновавшее всю страну. Это случилось на острове Манхэттен, на углу 24-й улицы и Бродвея. На город опускался вечер. Тут и там зажигались газовые уличные фонари. Портной Иосиф Блум, эмигрант из Польши, торопился домой. Шестерка коней, запряженных цугом, везла по Бродвею телегу с бочками пива «Бадвайзер». Портной Иосиф Блум, спешивший в трущобы Ист-Сайда к трем своим дочкам и беременной жене, перебежал дорогу перед самыми мордами мохнатых добродушных тяжеловозов и… угодил под колеса, как тогда писали, «безлошадной самодвижущейся повозки», которую позднее люди называли автомобилем.

Портной Блум умер через несколько часов, не приходя в сознание. Он был первым американцем, которого человечество принесло в жертву автомобилю. До этого фыркающие бензиновым газом «безлошадные самодвижущиеся повозки» давили на улицах американских городов лишь кур, свиней, кошек да собак.

Прошло восемь месяцев, и на углу 74-й улицы и Сентрал Парк Уэст-авеню под колесами автомобиля испустил дух нью-йоркский торговец недвижимым имуществом Джи Джи Блисс. Смерть наступила мгновенно. Так началась война автомобиля против человека. К 1951 году автомобиль убил первый миллион американцев. На это потребовался пятьдесят один год. Тогда на дорогах страны было около пятидесяти миллионов автомобилей. Сейчас количество жертв автомобиля перевалило уже за полтора миллиона, что равняется населению нынешнего Манхэттена, где так и не догадались поставить памятник портному Иосифу Блуму.

Чтобы прикончить второй миллион, понадобится, по-видимому, меньше двадцати лет: в стране уже сейчас около ста миллионов автомашин. Только в прошлом году в результате дорожных «эксидентов» погибло почти 56 тысяч американцев и свыше 190 тысяч было ранено Это больше, чем Америка потеряла убитыми на полях сражений за все годы первой мировой войны. Сейчас на дорогах погибает около тысячи двухсот американцев каждую неделю.

Следует пояснить, что погибают отнюдь не пешеходы, а сами автомобилисты. Смерть пешехода — редкость, и, если такое случается, шуму вокруг этого происшествия бывает почти столько же, сколько было при трагической смерти нью-йоркского портного Блума в 1899 году. Дело в том, что американцы, если они в своем уме, никогда не выходят на проезжую часть дороги и не перебегают улицы на красный свет. Здесь даже собаки покорно стоят у светофора, дожидаясь зеленого огонька.

В свою очередь, и автомобилисты проявляют джентльменское отношение к пешеходам. Если вы не успели перейти улицу на зеленый свет, красный захватил вас на середине мостовой, не паникуйте, не пугайтесь: автомобили не тронутся с места, пока вы не ступите на тротуар. Делая правый поворот,