Пилотом севшей «кометы» оказался Шамец, молодой сержант из Вены. Взбешенный, он вылез из кабины, тогда как пожарные уже заливали его самолет водой. Его лицо раскраснелось, а слезы текли из воспаленных глаз. Он дал волю своим чувствам, не обращая внимания на окружающих. Оказалось, его двигатель заглох, когда он находился в тысяче метров от врага. Он пытался включить двигатель, но не вышло, а тут еще пары топлива стали проникать в кабину, что и заставило его вернуться, не дав возможности использовать оружие. Он ничего не знал о Фритце, но едва закончил свой рассказ, как другая «комета» чисто приземлилась на поле, а за ней еще одна.
У Фритца была кислая мина, когда он вылезал из кабины. Мы обошли его самолет.
– Полюбуйся на это, – сказал он, указывая на бесчисленные дырки на краях обоих крыльев, а также на дыру в носовой части. – Это был настоящий град, скажу я тебе!
Он проверил еще несколько повреждений, оставленных снарядами. Попади они чуть ниже, и самолет потерял бы управление.
– А кто подбил «фортресс»?
– Зенитка! Прямое попадание. Я как раз находился рядом и, как видишь, тоже получил свою порцию!
Мы медленно побрели через поле, и Фритц продолжил:
– Мы не можем атаковать целое формирование бомбардировщиков, находясь сзади него, – это подобно самоубийству! Как жаль, что мне не удалось сегодня никого сбить! Но я сам виноват, что поднялся слишком высоко и двигатель заглох.
Мы помолчали какое-то время, но я уверен, что в этот момент мы думали об одном и том же: как проникнуть в формирования вражеских самолетов и открыть перекрестный огонь.
– Мы должны попытаться прорваться сквозь их заградительный огонь, – внезапно произнес Фритц, – подойдя как можно ближе, а лучше всего спереди или снизу под углом.
– Забудь об этом, пока Хахтель не осознает, что всем самолетам необходимы 30-мм пушки, – ответил я.
Лейтенант Хахтель совсем недавно был направлен в наш отряд проходить службу в качестве офицера, отвечающего за вооружение истребителей. Он накопил достаточно опыта, простукивая подвесные баки. Что-то он понимал в технике, но, тем не менее, никаких существенных изменений с его появлением у нас не произошло.
«МК 108» слишком ненадежны, – громогласно заявил Фритц. – Их часто заклинивает.
В этот момент мы пришли в ремонтный барак, где Отто Бёхнер как раз влезал в свою машину, чтобы посмотреть на поломки. Фритц попрощался со мной и присоединился к Отто, а мне было пора возвращаться в Бад-Цвишенан. Мой короткий визит в Венло только усугубил мою неудовлетворенность. Какого черта я не могу быть там, в команде Бёхнера, и снова летать вместе с Фритцем? Я напряг мозги и вернулся в Бад- Цвишенан с мыслью еще раз обязательно поговорить с Талером, и если он не переведет меня в Венло, то написать личное письмо Шпёте и попросить его, чтобы он походатайствовал за меня. Чем мог мотивировать Талер свое нежелание отпустить меня из Бад-Цвишенана? Единственное, чем он мог руководствоваться, была наша с ним размолвка несколько месяцев тому назад. И я подумал, что чем раньше решу этот вопрос, тем лучше.
Едва приземлившись, я немедленно направился в штаб, но на полпути наткнулся на Нелте, самого высокого из наших пилотов-сержантов, который быстро развеял все мои мысли. Нелте выглядел удрученным, и я спросил:
– Что с тобой, Нелте? У тебя такое лицо, как будто ты целиком съел кислый лимон!
– Я чувствую себя еще ужасней, чем выгляжу, – ответил он. – В воскресенье сам все узнаешь.
– Не понимаю тебя, Нелте. О чем ты говоришь?
– Сейчас поймешь, когда увидишь Талера. Он уже ждет тебя! Нас обоих переправляют в Йесау, как хорошо подготовленных летчиков-испытателей.
– Но это нонсенс, Нелте! Ведь в Йесау уже находятся Вой, Першелл и Ламм. Зачем им еще нужны пилоты?
Конечно, ты же не слышал. Лейтенант Ламм разбился вчера, а Вой и Першелл не справятся вдвоем. Нас отправляют туда завтра, чтобы мы пополнили список несчастных испытателей.
Я едва мог поверить своим ушам. Если Нелте говорил правду, тогда Талер действительно имел на меня зуб. К этому времени у нас было несколько полностью подготовленных пилотов, но все они были новичками по сравнению со мной и Нелте. Талер мог направить одного Нелте, но нет, он командировал нас обоих, отлично зная, что мы хотим отправиться в боевую часть.
Я был задет за живое и в бешенстве ворвался в кабинет. Я четко доложил о своей поездке и, с трудом сдерживая эмоции, ожидал его дальнейших расспросов. Но Талер просто смотрел на меня, а затем протянул приказы моего назначения, говоря:
– Зиглер, вы направляетесь в Йесау и послезавтра в 8.00 вы становитесь подчиненным Воя, до тех пор пока не получите переназначение.
– Насколько мне известно, капитан, – произнес я в бессильной ярости, – офицер не может находиться в подчинении у гражданского!
Но Талер даже не взглянул на меня и просто сказал:
– Конечно, вы будете исполнять те приказы, данные сверху, которые касаются военной стороны, но непосредственно подчиняться вы будете Вою, так как он несет ответственность в Иесау за все происходящие полеты.
– Но, капитан, и я и Нелте хотим служить в боевой эскадрилье – да и Шпёте всегда выделял нас, как готовых к бою летчиков.
– Это меня не касается, Зиглер. В Иесау нуждаются в двух опытных пилотах, а я могу рекомендовать только вас двоих, так как остальные находятся в Венло и в Виттмундхафене.
Талер прекрасно знал, что любой из пилотов может справиться с работой в Иесау, и, казалось, ожидал новых возражений с моей стороны, но перед тем, как я что-то скажу, добавил:
– Вы знаете конечно же, что в Иесау далеко не идеальный аэродром. Он всего лишь девятьсот метров в длину. Сейчас мы, как никогда, нуждаемся в новых «кометах», а Вой и Першелл не смогут вдвоем справиться с задачей. Но в любом случае ваше назначение – это приказ, Зиглер, и я думаю, вам не нужно объяснять, что это значит.
Он помолчал, а потом продолжил:
– Кроме того, это
Я уверен, что он улыбался с сарказмом, когда мы прощались.
В абсолютно подавленном настроении я бесцельно плелся по аэродрому и обнаружил себя, к своему удивлению, в восточной части поля, где проводились наши тренировочные полеты. Стоя там, вспомнил мой первый старт, именно с этого места, и ощущение, не поддающееся описанию, страха и тревоги. Чувство, когда захватывало дух от осознания высоты и ничего нельзя было поделать с этим, снова вернулось ко мне. Теперь все месяцы обучения здесь стали казаться зря проведенными, а приложенные усилия потраченными впустую. Я чувствовал себя таким же никчемным и бесполезным, как сгоревшая спичка.
Я пошел дальше и приблизился к радиорубке, на которой виднелись следы от пуль, оставленные вражескими «мустангами», а за ней стоял ангар, где проводились испытания двигателей истребителей, в котором и сейчас стоял страшный грохот. И было трудно поверить, что через несколько дней этот ангар, куда мы так часто любили заходить, будет стоять молчаливый и пустой. А что будет со мной? Йесау находится в Восточной Пруссии недалеко от Кенигсберга. Сейчас эта территория была в безопасности для любого, кому это было нужно. Далеко от линии фронта, нет воздушных рейдов, одним словом, настоящий курорт! Летать день за днем на новом истребителе без оружия и каждый вечер играть в карты вместе с Карлом Воем, Францем Першеллом и Нелте совершенно непонятно для чего! Я знал это чертово место очень хорошо, так как в течение нескольких месяцев перегонял оттуда «Вf-110» в Финляндию. Йесау! У черта на куличках!
Поехать в Иесау, чтобы умереть там от скуки! Да, было очевидно, что на мою долю выпадет самая тяжелая работа. Ведь здесь испытывали «кометы», а я должен был использовать свои самые лучшие
