Когда она была уже почти в холле, внезапный шум предупредил ее об опасности. Вжавшись в тень, Эмили увидела, как на винтовой лестнице появилась толпа людей. Все шли молча, слышался только топот. Люди пересекли холл и исчезли за дверью. Поначалу Эмили растерялась, но тут же сообразила, что к чему.

«Они отступают, – подумала она. – Пытаются внушить ему, что никто на него не давит».

Когда исход завершился, Эмили вышла в холл. Сверху доносились приглушенные голоса – значит, ушли не все. Переговоры с Маркусом продолжались. Эмили отчетливо различала его голос, более громкий и пронзительный, чем негромкое бормотание парламентера. Похоже, уход толпы его не успокоил…

Эмили в последний раз поднялась по винтовой лестнице в помещение на третьем этаже, под самой крышей башни. Эту комнату она раньше как следует не осматривала. Кто-то оставил у стены рядом с лестницей большой металлический фонарь. Желтый конус света рассекал комнату надвое, озаряя потолок и противоположную стену, в то время как все остальное было погружено во тьму. Из этой комнаты когда-то было четыре выхода. Три теперь были перегорожены перилами и сеткой, но четвертая арка, непроглядно черная, была открыта.

Сквозь эту арку отчетливо слышался голос Маркуса, и Эмили начала разбирать отдельные куски того, что он говорил:

– …Как только я выйду, вы меня тут же арестуете, я ведь не дурак… Я захватил его, он мой по праву… Вы сами виноваты, что ворвались сюда.

Он тараторил слишком быстро, запинаясь и путаясь в словах. Эмили ускорила шаг, пересекла комнату и заглянула в арку. За аркой был узкий коридор, который раньше, видимо, вел на балкон, идущий вдоль стены зала. На протяжении первых нескольких метров там было темно и над головой была крыша, а потом потолок вдруг исчезал, и верхняя часть коридора была озарена бьющим сверху светом. Эмили поняла, что находится под той самой стеной, на которой стоит Маркус.

Девочка прошла еще немного по коридору и вышла под открытое небо. Под ногами заскрипел глубокий снег. Резкий белый свет выхватывал из темноты разрушенные стены по обе стороны коридора. Стены постепенно сходили на нет и под конец превращались в сплошное месиво льда и битого камня. Чуть подальше и пол становился небезопасным, поэтому коридор был перегорожен перилами. За перилами на каменной кладке росла трава, пучками торчащая из-под снега.

Эмили обернулась и посмотрела наверх. Маркус отчетливо выделялся на фоне неба, точно горгулья, подсвеченная сбоку. Он неловко сидел на стене, обхватив руками неровный камень зубца у своих ног. Его капюшон порвался и свисал набок, волосы спутались и торчали во все стороны; на голове, над самым виском, темнело липкое темное пятно. Он смотрел в пол, большая часть его лица была в тени. Кто-то, кого отсюда было не видно, разговаривал с ним – тихо, пытаясь успокоить. Эмили вдруг осознала, что она уже слышала этот голос. Это был мужчина, но не полицейский – это был отец Маркуса.

– …Тебе ведь не хочется сидеть здесь, – говорил голос. – Никому из нас не хочется. Спускайся, давай обсудим все по-человечески.

– Убирайся! – Голос Маркуса сделался почти неузнаваемым. – Я не хочу с тобой разговаривать. И видеть тебя не хочу! Держись от меня подальше, а то спрыгну! Честное слово!

– Если ты спустишься вниз, тебе не придется меня видеть, я тебе обещаю. Я вообще к тебе приближаться не буду. Для меня главное – знать, что ты в безопасности.

Эмили, стоявшая внизу, во тьме, скрипнула зубами. Какое отвратительное лицемерие! Слушаешь – и почти что веришь. Можно подумать, что он действительно беспокоится. Но на Маркуса это теперь уже не подействует. Эмили было за него страшно. Она вполголоса, так, чтобы не привлечь внимания посторонних, прошептала наверх:

– Маркус!

Нет, бесполезно. Он смотрит в другую сторону, он не услышит. Она слишком низко, и ее не видно. Эмили присмотрелась к стенам. Внутренняя стена была невысокая, где-то по пояс, но впереди резко уходила наверх. Она была где-то в метр толщиной – и это было все, что отделяло девочку от головокружительного полета на дно зала с высоты третьего этажа. Кроме того, стена была облеплена льдом и снегом.

Эмили заколебалась и посмотрела наверх – как там Маркус? Маркус слегка пошатывался – он явно смертельно устал. Она выругалась – понятно, что он сейчас ничего не соображает. Да, он наверняка спрыгнет вниз, это точно. Если только…

Она неуклюже закинула ногу на стену, навалилась животом на камни. Глубокий снег намочил ей лицо, джинсы тоже сразу промокли. Девочка осторожно поднялась на четвереньки, стараясь не замечать черной пропасти справа, и потихоньку поползла наверх.

А наверху, на свету, его отец по-прежнему продолжал врать.

– Ну, сколько раз я должен перед тобой извиняться? Я понимаю, я был очень зол, когда ты исчез, но это потому, что я из-за тебя волнуюсь, только и всего. Я не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось…

– Ага, ну да! Будь твоя воля, ты бы меня вообще под замок посадил. Ты мне все запрещаешь…

– Ну что, что я тебе запрещаю? А даже если и так, ты ведь тоже не без греха, Маркус. Ты тоже причинил мне боль.

Внизу Эмили сделала насмешливую гримасу. Вот ведь ни стыда, ни совести у человека! Острые кремни впивались в ладони и кололи колени через джинсы. Быстрее лезть она не могла – стена становилась слишком крутой, – но, если взобраться еще чуть повыше, наверное, он ее услышит…

– Причинил боль? Тебе? – хмыкнул Маркус – Чем это?

Мужчина запнулся, затем продолжал: