Эммы и Элизабет.

Услыхав слова священника, обе женщины поднялись со своей фамильной скамьи и удалились из церкви. Эмма всю дорогу домой не находила слов от возмущения. Распахнув дверь в новый кабинет мужа, она воскликнула:

– Нет, он непроходимый болван! Ноги моей больше не будет в даунской церкви. В то воскресенье я пойду за две мили в Кестон и помолюсь в кестонской церкви.

Разобравшись, в чем дело, Чарлз сказал:

– Я провожу тебя. Ну а как же быть зимой? В дождь и грязь туда трудно добираться. Ты ведь не захочешь, чтобы наш кучер возил нас и в воскресные дни?

Эмма опять возмутилась:

– Если я не могу в воскресенье пройти в непогоду две мили, то какая же я добрая христианка!

Чарлз обнял жену.

– Ты не только добрая христианка, – сказал он, утешая ее, – ты святая мученица. Я так и вижу тебя на арене Колизея в Риме, ты отгоняешь нападающих на тебя львов и кричишь императору, что он подлый язычник.

Немного успокоившись, Эмма поцеловала его в щеку и сказала:

– Ну почему именно нам из всей Англии достался этот ханжа?

Чарлз усмехнулся. Его жена Эмма была такой же рьяной христианкой, как и преподобный Финден; и вот она сражается с ним в защиту своего мужа-вероотступника.

Эмма так никогда и не примирилась с тем, что муж ее не был возведен в рыцарское достоинство. Кембриджский университет объявил, что Дарвину присуждена степень доктора юридических наук, высшая ученая степень, которую университет мог присвоить. Церемония вручения диплома состоялась 17 ноября в Сенатском зале университета (степень магистра университет присвоил Чарлзу сорок лет назад). Чарлз согласился поехать на церемонию.

Семейство остановилось в гостинице 'Бул'. На другой день Эмма, Элизабет, Ленард и Горас вошли в сенат через боковую дверь. Зал сената представлял собой удивительное зрелище. Галереи по обеим сторонам были переполнены, в партере яблоку негде было упасть, студенты стояли на подоконниках, висели на статуях.

Время от времени там и здесь слышался смех… Когда вошел Дарвин в красной мантии, шум поднялся невообразимый. Дарвин улыбнулся и стал ждать появления вице-канцлера. Вдруг откуда-то сверху на веревках, идущих от галереи, спустилась навстречу Дарвину большая игрушечная обезьяна. Веселье поднялось неописуемое – кембриджские студенты радовались шутке, которую они приготовили для Дарвина.

Наконец появился вице-канцлер в красной мантии, отороченной белым мехом; начались поклоны и рукопожатия, затем Чарлза проводили по проходу между рядами два жезлоносца. Оратор на трибуне прочитал скучнейшую речь на латыни, студенты, согласно традиции, прерывали его одобрительными возгласами. Затем Дарвин с сопровождающими лицами подошел к вице-канцлеру. Против правил, он не встал на колени. Наконец церемония была окончена, все подходили к Дарвину и пожимали ему РУКУ

В честь Дарвина было устроено много обедов и встреч. Чарлз побывал в своих старых комнатах, где он жил, учась в колледже, – отдал дань сентиментальным воспоминаниям. Показал детям цветущий Ботанический сад, который заложил Джон Генсло, прогулялся по городу с дипломом доктора в кармане своей шелковой мантии.

В тот же вечер Томас Гексли произнес речь, посвященную Дарвину, в Кембриджском философском обществе. 'Замкнулся круг', – подумалось Дарвину. Это было то самое общество, которое в 1835 году опубликовало отрывки из его писем Джону Генсло, написанных на борту корабля 'Бигль', с комментариями Адама Седжвика.

Сэр Джозеф Гукер удивил всех: его молодая жена родила ему сына. Томас Гексли не удивил никого, обрушив на мир целую лавину лекций, монографий и книг, и в конце концов тоже, как и Дарвин, получил степень доктора юридических наук.

Этой зимой Чарлз с Френсисом месяц работали в новом кабинете, стараясь доказать, что спячка растений нужна для того, чтобы листья меньше страдали от радиации. Весной он поехал в Лондон повидать доктора Эндрю Кларка по поводу частых головокружений. Доктор Кларк посадил его на сухую диету и отказался от гонорара. Не взял он денег и посетив Чарлза в Даун-Хаусе, чем поставил Чарлза в затруднительное положение: неудобно было приглашать врача, который не берет платы.

Уильям продолжал заниматься общественной помощью беднякам в Саутгемптоне; при его активном участии была организована профессиональная школа, где преподавались такие разные предметы, как живопись и химия. Когда он приехал в Даун-Хаус повидать родителей, Чарлз сказал сыну:

– Не попробуешь ли ты уговорить доктора Кларка брать хотя бы символический гонорар? Так мне будет легче.

Уильям попробовал. Доктор Кларк даже рассердился.

– Даун-Хаус – это Мекка для всего ученого мира. Так вы полагаете, что за привилегию посещать Мекку я должен получать деньги?

Годовалый сын Френсиса Бернард, веселый живой мальчик с ясными глазами, радовал всю семью. И все-таки Эмма требовала, чтобы Чарлз почаще устраивал себе каникулы. Побывали в прелестном озерном крае в Камбрии, где бродили по крутым, обрывистым скалам. Чарлз, даже жалуясь, говорил с восторгом об этом красивейшем месте Англии.

Он написал Алфреду Уоллесу: 'Чувствую себя сносно, хотя все время такое ощущение, что не живу, а умираю. Тем не менее продолжаю исследовать психологию растений; я знаю, что сразу же умру, если перестану работать…'

Алфреда Уоллеса постоянно преследовало безденежье. Его единственным источником дохода, на который он кормил все растущую семью, были книги и статьи для журналов, за которые очень мало платили. Он понимал, особенно после того как женился, что ему необходимо найти постоянную работу. Он уже обращался в Королевское геологическое общество с просьбой дать ему оплачиваемую должность помощника секретаря. Но на эту должность назначили его друга и товарища по путешествиям Генри Бейтса. Он просил место директора музея в Бетнал Грин и управляющего в Энтинг-форест. Всюду ему было отказано, эта третья неудача совсем выбила его из колеи; он не видел будущего для своей семьи. Чарлз поехал в Лондон и пригласил друзей на обед в дом дяди Эразма.

– Ничего больше не остается, – сказал он, обращаясь к Гукеру и Гексли, – мы должны выхлопотать правительственную пенсию для Уоллеса. Это замечательный ученый, мы должны ему помочь.

Разработали план действий. Сначала Чарлз написал несколько писем в разные инстанции. Хлопотали целый год, просили, уговаривали и наконец убедили правительство выплачивать Уоллесу пожизненную пенсию в двести фунтов стерлингов в год.

Времена года в 1878 году точно с ума сошли. В июне разразилась тропическая гроза с градом. Градины были такие крупные, что Дарвины боялись за стеклянную крышу веранды. Теперь, в октябре, намного раньше срока выпал снег на еще не опавшие листья. Под тяжестью снега у многих деревьев в саду обломились ветви.

Вдруг непредвиденная радость – письмо от некоего мистера Антони Рича из Гина, графство Уортинг. Мистер Рич писал, что они с сестрой последние представители семьи и при таких обстоятельствах 'должны помнить о тех, чьи таланты приносят наибольшую пользу человечеству'. Поэтому они оставили почти все свое состояние Чарлзу Дарвину. Это были акции домостроительной компании в Корнхилле, которые приносили тысячу фунтов в год.

Чарлз хотел было отказаться от наследства. Но ни в ком не нашел поддержки – ни в Эмме, ни в детях, ни в друзьях. Все они, в том числе Личфилд, Гукер, Гексли, Уоллес, в один голос заявили: 'Примите эти деньги! Пусть эта тысяча фунтов пойдет через Королевское общество молодому натуралисту, который нуждается в помощи. Этим вы подадите прекрасный пример. Возможно, и другие люди будут оставлять часть своего состояния натуралистам и ученым обществам. Такого ведь раньше никогда не было'.

И он получил это наследство.

Туринское научное общество присудило Дарвину Брес-совскую премию, он получил положенные ему сто фунтов стерлингов и отправил Неапольской зоологической станции письмо, в котором писал, что если