Доннер. Да, помню. Еще бы!

Мартелло. Словно кто-то вглядывается через белую изгородь в ночную тьму.

Доннер. О, господи!

Мартелло. Возможно, я заблуждаюсь, но со зрением у нее уже тогда было плохо.

Доннер. О, господи!

Мартелло. Все-таки она была счастлива, пусть и недолго… Да, мы все думали, что она счастлива с Битчемом, но на самом деле она была счастлива с тобой. Вот так.

Доннер. О, господи!

Мартелло. Разумеется, с известной долей условности, потому что жить на самом деле ей все-таки приходилось с Битчемом…

Доннер. О, господи!

Мартелло. Да успокойся ты, Доннер, а то я пожалею, что вообще сказал тебе об этом…

Доннер. О, господи…

Там же.

Как и в Сцене 2, Доннер работает над своей картиной. Битчем возится со своим магнитофоном: на мгновение он отвлекается, пытаясь убить верткую муху. Он хлопает ладонью по столу.

Битчем. Снова не попал! Ладно, не хочешь, можешь не рассказывать.

Магнитофон воспроизводит типичную запись Битчема – вздохи, щелчки, скрипы. Битчем некоторое время вслушивается в запись. Затем, произнося следующую реплику, он снимает с магнитофона бобину с лентой и ставит на нее следующую петлю.

Увлекательно, не правда ли? Слой за слоем того, что кажется на первый взгляд тишиной, царящей в пустой комнате, ловится пленкой, словно лассо – вернее, словно сетью – вернее… впрочем, это не имеет никакого значения! Я уверен в том, что на этом отрезке магнитной ленты содержится некая истина о нашей с тобой жизни, Доннер. Все неслышимые звуки, образующие нашу тишину, это нечто вроде метафоры, нечто вроде соответствия между возможностями слуха и пределами познания. Возможно, то, что кажется нам шумом и гвалтом, для кого-то – только для кого? – тоже представляется тишиной.

Доннер. Ты никуда не собираешься, Битчем? Мне бы хотелось плотно поработать.

Битчем. У меня нет повода выходить из дома.

Доннер. Пойди и купи мухобойку.

Битчем. Хорошо, только поставь записываться чистую ленту, пока меня не будет. И прошу, не швыряйся предметами и не насвистывай, если вдруг у тебя портрет не будет получаться.

Доннер. Он у меня получается.

Битчем. Да, прямо как живая. Можно, я тебе дам пару полезных советов?

Доннер. Нет.

Битчем. На самом деле, ее соски были…

Доннер. Убирайся!

Битчем. Я хотел тебе помочь, к тому же совершенно бесплатно. Ладно, Пойду в паб, посмотрю, нет ли там Мартелло. Через часок вернусь. (Заканчивает манипуляции с магнитофоном.) Ну, вот и все. Нажми, пожалуйста, на эту кнопку, когда я выйду за дверь.

Доннер. Хорошо.

Битчем. Обещаешь?

Доннер. Обещаю, Битчем.

Битчем подходит к мольберту и смотрит на портрет.

Битчем. Бедняжка Софи! Она у тебя здорово получилась, Доннер. (Выходит из комнаты; слышно, как он спускается по лестнице.)

Когда шаги смолкают, Доннер подходит к магнитофону и включает его, затем возвращается к мольберту. По комнате с громким жужжанием снова начинает летать муха.

Там же, 1972 год.

Балюстрада вновь сломана, как и в самом начале действия. Битчем и Мартелло вновь прослушивают ту же самую запись, что и в Сцене 1. Они как раз на том самом месте, где Доннер падает с лестницы.

Мартелло. Я не хочу слушать это снова и снова.

Битчем выключает магнитофон.

Битчем. Итак. Давай попытаемся снова все проанализировать, не поддаваясь эмоциям. Факт номер один: Доннер лежит внизу около лестницы, он мертв, и у него, насколько я могу судить при моей некомпетентности в медицине, сломана шея. Вывод: он свалился с лестницы. Факт номер два: балюстрада сломана. Вывод: Доннер упал, сломав ее, возможно, из-за того, что потерял равновесие и поскользнулся,