удается заметить в нем некие закономерности.

Очевидно, например, что говорить о матричной (структурированной, парадигмальной) реальности, той реальности, которая объединяет личный смысл с социальным и далее — с трансцендентным, можно только начиная со стадии Космоса, хотя какие-то протоматричные структуры в виде верований, доктрин, конфессий, индивидуальных прозрений, зарождаются еще в онтологии, образованной Хаосом. Другое дело, что утвердившаяся затем универсальная матрица может в процессе развития переплавить их до полной неузнаваемости. Как, например, христианство, соответствующим образом трансформировав, включило в себя многие языческие обряды.

И также вполне очевидно, что в каждом последующем онтологическом состоянии присутствуют все предыдущие. В ризоме присутствуют и Пустота, и Дао, и Хаос, и Космос, правда в таких количествах, которые зачастую трудно идентифицировать. Это нечто вроде реликтового излучения, оставшегося в мире со времени образования нашей Вселенной. Наиболее отчетливо здесь, разумеется, представлен Хтонос — бывшая матрица, «теневая реальность», являющаяся, тем не менее, для многих истинным бытием. Жизнь без жизни — характерный признак ризомы. Не случайно Папа Римский Иоанн Павел II назвал современную западную цивилизацию «цивилизацией мертвых».

В такой ситуации трудно сделать какое-либо прогностическое обобщение. Ризома, «безматричная реальность» — действительно новое состояние бытия, с которым человечество раньше не сталкивалось. Если трансмутация «отраженной реальности» представляет собой некий Вселенский цикл, повторяющийся раз за разом в течение нескольких тысячелетий, значит впереди у нас — Пустота, определить которую сейчас невозможно, а затем, видимо, новое восхождение по ступеням Дао, Хаоса и Структурного Космоса. Причем, учитывая накопленный человечеством экзистенциальный опыт, можно полагать, что это будут «другие» Дао, Хаос и Космос.

Если же трансмутация — процесс векторный, то есть необратимый, имеющий определенное направление, значит через какое-то время может возникнуть новая универсальная матрица, новое воплощение трансценденции, которая интегрирует собой совокупность «частных реальностей». Тогда «время вне времен» завершится, мир вновь обретет некую целостность. Правда, что это будет за целостность, мы пока представить не в состоянии. Возможно, это будет нечто такое, что абсолютно противоречит нашим сегодняшним представлениям.

Однако также вполне вероятно, что ризома — это надолго. Процесс деконструкции прежней, индустриальной реальности еще не закончен. Об этом свидетельствует и агрессивный характер нынешнего постмодернизма, который демонтирует практически все, имеющее хоть какую-то целостность. Это, кстати, любопытное противоречие. Равенство, провозглашенное «деконструкторами», вводится насильственными, тоталитарными средствами. Оно само становится тоталитарным. Так, дойдя до максимума, смыкаются две экзистенциальные крайности.

Наконец, возможно, что ризома — это просто форма существования когнитива. Это его онтологическая среда, даже в принципе не приемлющая никакой интеграции.

Это действительно новый, парадоксальный статус реальности.

И теперь он приобретает всеобщий характер.

Переход в состояние «вырожденного бытия» означает для западной цивилизации полную деконструкцию христианской матрицы. К началу третьего тысячелетия христианство утратило два таких своих фундаментальных качества, как универсальность и трансценденция.

Любая мировая религия, помимо механизма спасения — мистического, выраженного в слиянии души с богом, или даже физического, через множество последовательных воплощений, — привлекает миллионы сторонников еще и тем, что предлагает им абсолютную идентичность, заведомо более действенную, чем идентичность семейная, родовая, национальная, расовая или государственная. В христианском «тексте» это выражено известной формулой «несть ни еллина, ни иудея», которая подразумевает, что принадлежность к данному вероучению важней всего остального. Предполагалось, что единство во Христе, безоговорочно доступное каждому, преодолеет все те различия, которые до сих пор порождали большинство конфликтов в истории, сделает людей равными, поскольку при общении с богом социальный статус значения не имеет, превратит человечество в общность, руководствующуюся законами справедливости.

Сейчас понятно, что эти надежды не оправдались. Единства мира на основе заповедей, провозглашенных две тысячи лет назад, не возникло. Более того, его нет и среди самих христиан. Ведь даже поднимая вопрос о существовании всей христианской цивилизации, скажем, в сфере ее противостояния мощным цивилизациям ислама и конфуцианства, западное сознание подразумевает под ней, как правило, лишь США (в основном довольно «позднюю» протестантскую версию христианства) и Европу (специфически модернизированное протестантско-католическое сообщество). При этом остаются за скобками вся Латинская Америка, где исторически преобладает «чистый» католицизм, и Россия, где основной религией является православие. Хотя и та, и другая конфессия стояли у истоков христианского мировоззрения. К той же области относятся бомбежки Соединенными Штатами Югославии (христиане вершат насилие над христианами) или отсутствие в Конституции объединенной Европы каких-либо упоминаний о ее христианском формате. То есть, обнаруживает себя принципиальный фактор: цивилизационные различия, накопленные крупными этносами за предшествующие столетия, — различия в культуре, социальных структурах, национальности, обыденной жизни и языке — являются для них более актуальными, чем мистическая религиозная общность. При решении острых международных проблем никому и в голову не приходит апеллировать к христианским принципам. Очевидно, что христианство, несмотря на формальную принадлежность к нему примерно миллиарда людей, перестало быть универсальной доктриной даже для своих приверженцев.

Это, вероятно, еще один «сквозной» исторический вектор. Глобальная трансценденция, что бы под этим в разных культурах ни понималось, сначала была разделена мировыми религиями — иудаизмом, буддизмом, конфуцианством, христианством, исламом, затем сегментирована конфессиями, в случае христианства это — православие, католицизм, протестантизм со всеми его ответвлениями, далее национализирована государствами в виде конкретных национальных церквей и, наконец, по крайней мере на Западе, полностью приватизирована, став личным делом каждого отдельно взятого человека. Частное вновь начало преобладать над общим. Принадлежность к партии, этносу, государству стала для человека важнее, чем принадлежность к единому вероучению. Формально христианство еще сохраняет черты мировой религии, но по сути оно уже давно трансформировалось в конгломерат самостоятельных сект.

С другой стороны, исчезает и само божественное (чудотворное) содержание христианства. Почти вся его сверхъестественная атрибутика, до недавнего времени рассматривавшаяся исключительно как прерогатива господа бога, ныне полностью технологизирована и сведена к набору вполне обыденных, бытовых операций. Получение огня, первоначально «дара богов», превратилось, после изобретения спичек и зажигалки, в привычное повседневное действие. Прежнего мистического изумления оно больше не вызывает. Всеприсутствие, тоже качество, долгое время считавшееся божественным, сейчас, благодаря Интернету, вошло в реальную жизнь. Пользователь Всемирной Сети может, если не физически, то виртуально, присутствовать почти в любой точке земного шара. При желании даже — в нескольких точках одновременно. Всемогущество, понимаемое прежде всего как возможность уничтожения целых стран и народов, перешло к современным армиям, которые могут справляться с этим вполне успешно. А кодификаты морали, выраженные первоначально в Десяти заповедях Моисея и Нагорной проповеди Иисуса Христа, переведены сейчас в Декларацию прав человека и сугубо светское государственное законодательство. Даже спасение души более не связано с верой. В основных протестантских конфессиях, как мы уже говорили, оно осуществляется через профессиональную деятельность: собственно вера здесь от человека не требуется, а решения Второго Ватиканского собора (1965 г.), постановившего, что спасение возможно