девушкам мат в три хода – ничьи он не признавал, всех женщин мира он считал своими.

Мастер Левин учил Приходько недолго, он прошел в кружке только эндшпиль, но удостоверение тот ему продал – нужны были деньги для переселения на историческую родину. В 89-м году многие мастера, обеспокоенные полным отсутствием корма и грядущими неприятностями, покидали насиженные места.

Покопавшись в старых бумагах, он ничего не нашел и стал искать достижения за последние десять лет (так требовала инструкция). «Старые заслуги не в счет, будем искать новые», – подумал Приходько и стал искать.

Решил начать с достижений.

Большой славы не было, он знал триста человек, его знали человек пятьсот, включая партнеров по игре в пейнтбол, одноклассников, и полсотни женщин, которые были у него за тридцать пять лет.

Он знал через своего сокурсника по университету несколько известных людей по правилу второго рукопожатия. В их числе один президент, два олигарха, женщина, которая могла читать книги своим задом (друг делал с ними интервью для газеты о звездах).

Лично он знал артистку Ирину Понаровскую, которую застукал в примерочной магазина «Подиум», где она мерила лифчик, совсем ей ненужный, как оказалось при близком контакте.

Встречу с Панкратовым-Черным в туалете Дома кино он исключил – звезда только пукнула при нем, как при неодушевленном предмете, разговора не получилось.

Связи с миром звезд оказались небольшие, врать он себе не стал и поставил пропуск в графе «Связи». Можно было поставить себе в заслугу связь с девушкой, которую не взяли в группу «Блестящие», но из осторожности он делать этого не стал.

Он до этого работал на таможне, до таможни в издательском холдинге, что-то мониторил, что-то пиарил, а тут место в таблоиде, новый отдел открывают по планированию неприятностей у известных людей. Новая тема: болезни, плановые некрологи, откровения бывших родственников и домашних животных.

На пункте «Навыки» он засел надолго.

Он твердо усвоил два: поднимать крышку в унитазе и надевать презерватив в любом состоянии. Эти знания вошли в него с большим трудом. Первым он был обязан жене, которая на это потратила не один год, второе знание пришло в результате неоднократного горького опыта в период добрачных игрищ.

В армии он приобрел бесценный опыт: есть впрок и спать стоя. В гражданской жизни такое редко используется, но один раз пришлось достать его из рукава.

Принимали как-то гостей из регионов, все закончилось в элитной сауне, которая возникла на базе бывшего общественного туалета на Воробьевых горах.

Опыт использования туалетов для других нужд в период становления капитализма в столице был, есть ресторан в Останкине, игровой зал на Кузнецком мосту – раньше там была модная распродажа в женском туалете, – известен был комиссионный магазин за спиной памятника Тимирязеву на Тверском бульваре – там Приходько купил костюм на свадьбу в 90-м году, а тут была сауна с девушками из МГУ, до храма науки 200 метров, очень легко было совмещать приятное с очень полезным.

Так вот, в сауне этой они кувыркались до утра с интеллектуалками. Одна очень вызывающе себя вела, делала работу свою с отвращением, явно стараясь показать, что нужда толкнула ее в бездну, а она совсем другая и время ее еще придет.

Приходько специально взял ее в массажный кабинет, чтобы доказать ей, что она ошибается, что это ее судьба и она не с жизненными обстоятельствами борется, а просто хочет получить денег таким способом, который не требует особых умственных затрат.

Жрица оттерпела свое, и после ее ухода Приходько заметил, что из его гардероба пропали трусы, его мужественные «боксеры» кто-то подменил, оставив ему стринги со стразами на треугольнике, закрывающем копчик. Он сразу понял, кто совершил подмену, и опешил.

Домой идти в женских трусах, было немыслимо, благоверная всегда ждала его и осматривала, как в СИЗО. Как объяснить потерю трусов на ужине с региональным персоналом, он не смог придумать, купить новые в три часа ночи тоже не сумел и поехал домой без версии.

В прихожей его уже ждали. Приходько хотел сразу прорваться в туалет, но граница была на замке, нарушителя задержали, и отсутствие трусов стало очевидным. Он мямлил, что бросил свои на работе в связи с разыгравшейся диареей, но версия не прошла. Жена вытолкала его на лестницу без трусов, и он до утра спал в подъезде стоя и ушел только тогда, когда первые собаки повели хозяев на утреннюю прогулку.

Вопрос «Знание языков» больших сомнений не вызвал, Приходько сразу написал: «Английский разговорный».

Опыт разговора на английском у него был, кое-что он знал – мог купить себе пиво в баре, но основные навыки приобрел в публичном доме в Германии, общаясь с носителем языка – девушкой из Австрии, работающей в клубе «Вавилон».

В школе язык ему преподавала женщина, ненавидящая его за отсутствующий взгляд на ее уроках. Выезжать за границу он тогда не собирался, тяги к людям другого мира у него не было, в университете он сдал «тысячи» с пятого раза и получил зачет. После этого пришлось ему заговорить только в 2000 году, в поездке в Лондон по линии «Мир без границ».

Трехдневное путешествие в Лондон еще больше отвратило Приходько от взаимопонимания с другими народами – в пабе возле вокзала, где они жили в гостинице полторы звезды, его оприходовали футбольные фанаты (пробили голову кружкой). Он узнал тогда слова «фак» и «пинта». Слова, вбитые в голову таким способом, хорошо усваиваются, и еще он понял, что мир несовершенен на всех континентах.

Остальные годы он отдыхал в Турции и Египте, где ему нужны были три слова, чтобы послать навязчивых аборигенов на три буквы. Он и посылал и настойчиво со всеми говорил только по-русски, чтобы они знали и учили наш язык для равновесия в мире, где доминировали англосаксы. Знай наших, учи язык третьего Рима.

Потом была Германия, поездка за счет спонсора на семинар «Диалог культур».

Никакого диалога не получилось, но выпивали, чокались, магазины штурмовали на рождественских распродажах, а потом один немец из бывшей ГДР повел Приходько в публичный дом «Вавилон», на окраине города Гамбурга. Из всей группы смелых оказалось двое, Приходько и Стрелков, остальные решили сэкономить и не изменять своим благоверным.

В группе были женщины, но их даже после литра не хотелось, замученные какие-то они были, все в мыслях о чадах своих и домочадцах. Вечерами они сидели в гостинице и раскладывали свои покупки по многочисленным чемоданам.

Сели с Гансом, поводырем по омуту порока и разврата, в такси, приехали. Два здоровенных албанца- охранника провели их в зал, где сидели нимфы.

Их было две, а охотников трое.

Ганс великодушно уступил очередь старшему брату – он уважал русских, грустил о ГДР, где у него были перспективы. В новой Германии у него в наличии имелись только долги за дом и машину и комплексы. Он не чувствовал себя настоящим немцем, восточные немцы считались вторым сортом и нахлебниками, западные братья ими слегка брезговали.

Ганс – выпускник МГУ, женатый на русской, – этого перенести не мог, пил водку и ходил в бордель унять боль в борьбе за свое достоинство.

Быстро разобрались по парам, и Приходько пошел в комнату. Нимфа несла в руках простыни и полотенце, он плелся сзади, как корова за быком. Нимфа оказалась старой, жилистой лошадью и совсем не феей из сказки, все было как-то непразднично, не так он представлял себе храм греха.

Все прошло деловито и быстро, нимфа следила за ним, когда он мылся в душе, как санитарка в санпропускнике (в студенческую пору он попал в инфекционную больницу с гепатитом).

Потом он лег, она сказала ему: «Донт тач». Он удивился и убрал руки с ее груди.

Ему хотелось возразить, что он не летчик и летать без рук не может, но она не слушала, лежала и смотрела в потолок. Так же вела себя жена, не помогая и не участвуя.

Он вышел из борделя слегка ошеломленный, навсегда усвоив, что такое «донт тач».

Написав в резюме «английский разговорный без словаря», Приходько слегка солгал, но чего не сделаешь для семьи.