маленьким детям, — по одному, чтобы не вызвать расстройства желудка. Ликование, на которое она рассчитывала, было очень непродолжительно. Как только прошло первое удивление, разговор — с обеих сторон — принял такой же будничный характер, как интервью относительно бритвенных лезвий: конторских дев интересовала свадьба, будущая квартира, посуда, платья.
Люси наконец сказала:
— А я думала, он из разряда стойких холостяков — ты мне сама говорила. Как же тебе удалось его заарканить?
Девы с таким жадным нетерпением уставились на Мэриан, что лица их показались ей жалкими, и она опустила глаза на вилки и ножи, сложенные на тарелках.
— Честное слово, не знаю, — ответила она, стараясь изобразить на лице подобающую невесте скромность, Да она и в самом деле не знала и уже жалела, что сообщила им о помолвке: лишь раздразнила их, а поделиться своим опытом не могла.
Питер позвонил, как только они вернулись в контору. Люси, передавая трубку Мэриан, прошептала: «Это он!» — с благоговением, которое внушало ей присутствие настоящего жениха на другом конце провода. Мэриан почувствовала, как напряглись три пары ушей, как повернулись к ней три белокурые головы, когда она заговорила по телефону.
«Привет, малышка, — услышала она, — послушай, сегодня ничего не выйдет, неожиданно подвернулось срочное дело, очень важное, мне надо поработать». Тон у Питера был озабоченный. Казалось, он винит ее за попытку помешать его работе, и Мэриан обиделась. Она вовсе не собиралась встречаться с ним в будний день, но накануне он сам позвонил и пригласил ее пообедать, и тогда она согласилась и стала с удовольствием ждать этого обеда.
— Ничего страшного, — сказала она сухо, — но было бы лучше, если бы ты меня предупредил заранее, а не в последнюю минуту.
— Но я же сказал: дело возникло неожиданно, — в голосе его звучало раздражение.
— Совсем не обязательно на меня орать!
— Я и не ору, — сказал он сердито. — Ты же знаешь, я бы с удовольствием с тобой встретился, только пойми…
Последовал обмен уступками — они помирились. «Что ж, — подумала Мэриан, — пора учиться идти на компромиссы. Чем раньше мы начнем, тем лучше».
— Так, значит, завтра? — спросила она.
— Послушай, солнышко, мне сейчас трудно сказать, это не от меня зависит. Ты же сама знаешь, как это бывает. Я позвоню тебе, идет?
Попрощавшись с предельной ласковостью, рассчитанной на слушателей на этом конце провода, Мэриан положила трубку и почувствовала ужасную усталость. Да, надо быть внимательнее к Питеру, говорить с ним поосторожней, ведь его и так терзают на службе… «Может, у меня начинается анемия?» — подумала она, поворачиваясь к пишущей машинке.
Она покончила с лезвиями и начала работать над инструкцией к тестам для новых обезвоженных собачьих галет, когда ее снова позвали к телефону. На этот раз звонил Джо Бейтс. Мэриан, в общем-то, ждала его звонка. Она поздоровалась с наигранной радостью, понимая, что в последнее время пренебрегает своими обязанностями — уклоняется от приглашений на обед к Бейтсам, хотя Клара и хочет ее видеть. Клара перенашивала уже две недели, и голос ее по телефону звучал так глухо, будто она говорила из гигантской тыквы, с которой Мэриан мысленно сравнивала ее раздувшееся тело. «Я с трудом встаю», — жаловалась она, чуть не плача. Но у Мэриан не было сил снова в течение целого вечера глядеть на Кларин живот и обсуждать с нею загадочное поведение его маленького жильца. В последний свой визит, пытаясь разрядить обстановку, Мэриан отделывалась веселыми замечаниями, которые никого не веселили, вроде: «Может, он у тебя трехголовый?» или «Никакой это не ребенок, а просто нарост вроде древесного гриба. А вдруг это слоновая болезнь или опухоль…» После этого вечера она решила, что ее визиты приносят Кларе больше вреда, чем пользы, и лучше их прекратить. Но, охваченная сочувствием, подогреваемым сознанием своей вины, она, прощаясь, взяла с Джо слово, что он сразу, как только будут новости, позвонит ей, и даже героически предложила прийти посидеть с их детьми — в случае крайней необходимости. И вот теперь голос Джо произнес:
— Слава богу, все кончилось. Опять девочка, десять фунтов семь унций, в больницу мы поехали только вчера, в два часа ночи. Даже боялись, как бы она не родила в такси.
— Чудесно! — воскликнула Мэриан. Она стала поздравлять Джо и засыпала его вопросами. Узнала номер палаты и когда впускные часы, и записала в свой блокнот.
— Передай, я завтра же ее навещу.
Она думала о том, что теперь Клара начнет принимать свои прежние нормальные размеры, и с ней будет легче разговаривать: все это время Мэриан не оставляло ощущение, что она обращается не к беременной подруге, а к гигантской муравьиной «царице», раздувшейся от бесчисленных зародышей будущей муравьиной колонии; иногда Мэриан казалось, что Клара потеряла человеческий облик, а иногда наоборот — что перед нею не один человек, а несколько, абсолютно ей не знакомых. Ей вдруг захотелось купить Кларе букет роз — подарок к возвращению подлинной Клары, которая вновь вступает в безраздельное владение своим хрупким телом.
Мэриан положила телефонную трубку и откинулась на спинку кресла. Бежала по кругу секундная стрелка на часах, стучали пишущие машинки, цокали по полу высокие каблуки. Мэриан явственно ощутила, как бурлит и пенится время у ее ног: вот оно поднимает, подхватывает ее и затягивает в медленный водоворот, неуклонно влекущий ее к тому далекому — впрочем, уже не столь далекому — дню, который назначили они с Питером — в конце марта, кажется? — и который должен завершить один период ее жизни и начать следующий. Где-то уже велись приготовления к этому дню: родственники сговаривались, объединялись, они обо всем позаботятся, ей не о чем тревожиться. Она плыла, отдаваясь течению, веря, что оно вынесет ее к намеченной цели. Предстояло миновать сегодняшний день, проплыть мимо него, как мимо дерева, растущего на берегу и в точности похожего на все прочие деревья — разве что растет оно именно здесь, не дальше и не ближе, и только с одной-единственной целью — чтобы отмерить по нему пройденное расстояние. Ей захотелось поскорее миновать его. Она принялась отстукивать на машинке оставшиеся вопросы о собачьих галетах, чтобы время бежало быстрей.
В конце рабочего дня выплыла из-за своей перегородки миссис Боуг. Ее высоко поднятые брови придавали лицу выражение ужаса, но глаза были спокойны, как всегда.
— О, боже! — воскликнула она, обращаясь ко всем сразу и в то же время ни к кому лично. Это был один из ее приемов привлечь подчиненных к обсуждению мелких административных проблем. — Что за день! Мало нам этого безобразия на Западе, так теперь извольте разбираться с этим ужасным мосье Исподним!
— Опять этот мерзкий тип? — вскричала Люси, и ее напудренный опаловый носик сморщился от отвращения.
— Он самый! — подтвердила миссис Боуг. — Какое несчастье! — она в отчаянии заломила руки. Было ясно, что в действительности она ничуть не расстроена. — На этот раз он объявился в пригороде, в Итобайкоке. Сегодня оттуда звонили две дамы, и обе с жалобами на него. Скорее всего, он самый обыкновенный человек, милый и абсолютно безвредный, но какую ужасную тень он бросает на наш институт!
— А что он делает? — спросила Мэриан. Она впервые слышала о мосье Исподнем.
— О, это один из тех подлецов, что звонят женщинам, говорят всякие пакости, — сказала Люси. — Он и в прошлом году этим занимался.
— Да, но вся беда в том, — сокрушалась миссис Боуг, продолжая заламывать руки, — что он звонит от имени нашего института. И ему верят! Верят, что он представитель фирмы. Он говорит, что изучает спрос на нижнее белье. И конечно, его первые вопросы звучат вполне естественно: сорт, модель, размер и тому подобное. А дальше он переходит к разным интимным подробностям, пока возмущенная женщина не бросает трубку. И конечно, они звонят нам и жалуются, а то и обвиняют нас во всевозможных гадостях — попробуй докажи, что этот человек ничего общего с нами не имеет и что наши агенты никогда не задают неприличных вопросов. Скорей бы его поймали и заставили прекратить эти звонки, он всем ужасно надоел. Только его абсолютно невозможно выследить.
