квакнула, и изо рта у нее вырвалось пламя.
— Возьми несколько штук, — сказала Аманда.
Мы уже были совсем рядом с Отстойником, а потому направились в старую «Велнесс-клинику», потому что это было знакомое место. Я надеялась, что там еще остались какие-нибудь вертоградари, но никого не оказалось. Мы устроили пикник в нашей бывшей классной комнате: развели костер из сломанных парт, но небольшой, потому что не хотели посылать дымовые сигналы больболистам. Все равно нам пришлось открыть окна, потому что мы ужасно кашляли. Мы поджарили секрет-бургеры и съели их и половину соевых бобов — эти мы не стали готовить. И выпили «зиззи-фрут». Оутс все время квакал зажигалкой-лягушкой, пока Аманда не велела ему перестать, потому что он зря тратит горючее.
Адреналин бегства к этому времени уже выветрился. Возвращение туда, где мы жили детьми, было грустным: не вся тогдашняя жизнь была приятна, но сейчас я ужасно тосковала по ней.
Я подумала: наверное, так я теперь и буду жить до самой смерти. Убегать, рыться в мусоре в поисках остатков еды, спать скрюченной на полу, становиться все грязнее и грязнее. Я пожалела, что у меня нет нормальной одежды: я по-прежнему была в костюме журавлина. Я хотела вернуться в тот магазин с футболками — может, там найдется что-нибудь не мокрое и не заплесневелое, но Шекки сказал, что это слишком опасно.
Я подумала, не заняться ли нам сексом: это было бы добрым и щедрым поступком. Но все ужасно устали и к тому же стеснялись друг друга. Все из-за помещения: хотя вертоградарей здесь больше не было, их дух еще витал в этих стенах, и очень трудно было отважиться на что-нибудь такое, чего они не одобрили бы, когда нам было по десять лет.
Мы уснули кучей, друг на друге, как щенята.
Наутро, когда мы проснулись, оказалось, что в дверном проеме стоит огромная свинья, смотрит на нас и нюхает воздух мокрым блестящим пятачком. Значит, она забрела в дверь и прошла коридор по всей длине. Увидев, что мы на нее смотрим, свинья повернулась и ушла. Может, она учуяла запах жарящихся бургеров, сказал Шекки. Он объяснил, что это особая генная модификация — Беззумные Аддамы о ней знали — и что у этой свиньи мозговые ткани человека.
— Ну да, — сказала Аманда. — И еще она разбирается в атомной физике. Не вешай нам лапшу на уши.
— Честно, — слегка обиделся Шекки.
— Жалко, у нас нет пистолета-распылителя, — сказал Кроз. — Давненько я не ел бекона.
— Ну-ка прекрати ругаться, — сказала я голосом Тоби, и все засмеялись.
Прежде чем уйти из «Велнесс-клиники», мы зашли в уксусную, чтобы посмотреть на нее в последний раз. Большие бочки стояли все там же, хотя кто-то порубил их топором. Пахло уксусом и еще туалетом: кто- то использовал в качестве туалета угол комнаты, причем не так давно. Дверца шкафа, где когда-то держали бутылки для уксуса, была приоткрыта. Бутылок там больше не было; остались только полки. Они висели под странным углом, и Аманда подошла к шкафу, взялась за край и потянула. Полки отъехали наружу.
— Глядите, — сказала она. — Тут еще целая комната!
Мы вошли. Большую часть комнаты занимал стол, окруженный стульями. Но интереснее всего, что в комнате был тюфяк, наподобие старых вертоградарских, и куча пустых контейнеров из-под еды: сойдин, кургороха, сушеных ягод годжи. В одном углу комнаты лежал сломанный ноутбук.
— Кто-то еще выжил, — сказал Шекки.
— Только не вертоградарь, — сказала я. — Раз у него был ноутбук.
— У Зеба был ноутбук, — сказал Кроз. — Но он ушел из вертоградарей.
Мы вышли из «Велнесс-клиники», не очень хорошо представляя себе, что делать дальше. Я сказала, что можно пойти в «НоваТы»: может быть, в Арарате, сделанном Тоби, еще осталась еда; Тоби сказала мне код от двери склада. И может быть, в огороде еще что-нибудь растет. Я даже надеялась, что, может быть, сама Тоби до сих пор прячется в «НоваТы», но не хотела возбуждать лишних надежд и про это ничего не сказала.
Мы думали, что ведем себя очень осторожно. Мы никого нигде не видели. Мы вошли в Парк Наследия и двинулись к западным воротам «НоваТы» по лесной тропе, под деревьями — нам казалось, что так нас меньше видно.
Мы шли цепочкой. Сначала Шекки, потом Кроз, потом Аманда, потом я; Оутс замыкал шествие. Потом у меня как-то похолодело внутри, я обернулась: Оутса там не было. Я сказала:
— Шекки!
И тут Аманда рванулась вбок, прочь с тропинки.
Потом все стало темно, словно пробиваешься через колючие заросли — все перепутано и болит. На земле валялись тела, и одно из них было мое, и, должно быть, именно в этот момент меня ударили.
Когда я очнулась, Шекки и Кроза и Оутса рядом не было. Но Аманда была.
Я не хочу думать о том, что было дальше.
Аманде пришлось хуже, чем мне.
День Хищника
День Хищника
Дорогие друзья, дорогие собратья-создания, дорогие собратья-смертные!
Когда-то давно мы праздновали День Хищника в нашем прекрасном саду на крыше «Райский утес». Наши Дети нацепляли уши и хвосты Хищников, сшитые из искусственного меха, а на закате мы зажигали свечи внутри Львов, Тигров и Медведей, сделанных из продырявленных жестяных банок, и горящие глаза этих Хищников освещали наш пир в честь Дня Хищника.
Но сегодня нам придется праздновать во внутренних Садах своих Душ. Нам повезло, что у нас есть хотя бы это, ибо Безводный потоп прокатился по нашему городу и даже по всей нашей планете. Большинство людей были застигнуты врасплох, но мы полагались на Духовное руководство. Или, выражаясь языком материалистов, мы смогли, увидев глобальную пандемию, понять, что это именно она.
Вознесем же хвалы за Арарат, который укрывал нас в последние месяцы. Будь у нас выбор, мы, быть может, выбрали бы какой-нибудь другой Арарат, а не этот, расположенный в погребах кондоминиума «Буэнависта», чрезмерно сырых еще во времена, когда здесь располагались грибные плантации Пилар, а ныне ставших еще сырее. Вознесем также хвалы за то, что множество наших собратьев-крыс пожертвовало нам свой белок, позволив нам еще некоторое время оставаться в сей земной юдоли. Нам повезло также, что Пилар построила Арарат именно в этом погребе, спрятав его за бетонным блоком, помеченным крохотной пчелкой. Провидение позаботилось о том, чтобы многие припасы сохранили свежесть. Но к сожалению, не все.
Однако ныне эти ресурсы истощены, и мы вынуждены уйти отсюда либо голодать. Будем же молиться о том, что Греховный мир отныне перестал быть таковым — что прокатившийся по нему Безводный потоп
