услышал другие, шаркающие шаги. В дверь приемной позвонили. Решив, что принесли заказное письмо, я подошел к двери. Но это было не заказное письмо.

Толстяк в небесно-голубых брюках, с ленивой грацией, свойственной только толстякам, закрыл за собой дверь приемной. Он был не один, но я прежде всего посмотрел на него. Это был крупный, что называется солидный, человек, в куртке такой расцветки, которая возмутила бы даже зебру. Под курткой виднелась канареечно-желтая рубашка с распахнутым воротом. Он был без шляпы и демонстрировал свои светло-рыжие, даже какие-то розоватые волосы. Нос у него был перебит.

Его сопровождал хлипкий юнец с красными глазами и сопящим носом. Его лицо и руки подергивались, и вообще он имел жалкий вид. Мы все стояли в приемной. Толстяк добродушно улыбнулся:

— Мистер Марлоу, разумеется?

— А кто же еще? — ответил я.

— Надеюсь, вы извините нас за поздний визит, — сказал он. — Вы уже покончили со своими делами?

— Не заговаривайте мне зубы, — проговорил я. — У меня нервы и так истрепаны. Что это за тип с вами?

— Выйди вперед, Альфред, и поздоровайся, — распорядился толстяк. — И перестань жаться, как девчонка.

— Пошел свинье под хвост, — буркнул Альфред.

Толстяк безмятежно повернулся ко мне:

— Не понимаю, почему все молокососы так разговаривают. Это не смешно и не остроумно. Даже бессмысленно. Я поднял его из грязи, во всяком случае временно. Поздоровайся с мистером Марлоу, Альфред.

— Пошел к черту, — огрызнулся тот.

Толстяк вздохнул:

— Моя фамилия Тоуд, — представился он. — Джозеф Тоуд. — Я промолчал.

— Что же вы не смеетесь? — спросил он. — Я привык к этому. Ношу эту фамилию всю жизнь.[1]

Он подошел ко мне и протянул руку. Я пожал ее. Он добродушно смотрел мне прямо в глаза.

— О'кей, Альфред, — сказал он, не оборачиваясь.

Красноглазый юнец тут же сделал какое-то неуловимое движение, и я увидел перед своим носом дуло автоматического пистолета.

— Осторожно, Альфред, — заметил толстяк, стальной хваткой сжав мне руку. — Еще не время.

— К черту! — проронил тот.

Дуло пистолета было направлено мне в грудь. Палец парня стал понемногу нажимать на спуск. Я внимательно следил за ним. Я хорошо знал, в какой момент раздастся выстрел, но мне казалось, что все это происходит не со мной, а с кем-то другим. Словно я смотрел детективный фильм.

Курок сухо щелкнул. Альфред с недовольным ворчанием опустил пистолет, и он исчез так же незаметно, как и появился. Альфред снова начал дергаться. Интересно, что при обращении с оружием он ничуть не дергался.

Толстяк выпустил мою руку, и добродушная улыбка вновь засияла на его широкой физиономии. Он похлопал себя по карману:

— Я вынул обойму. В последнее время Альфред стал ненадежен. Этот маленький негодяй мог застрелить вас.

Альфред плюхнулся в кресло и засопел. Я позволил себе снова встать поудобнее.

— Держу пари, вы испугались, — сказал Джозеф Тоуд.

Я облизал губы.

— А вы не очень-то крепки, — заметил он, ткнув меня в живот толстым пальцем.

Я отодвинулся от него.

— Во что нам обойдется эта шутка? — добродушно спросил он.

— Пройдемте в мой кабинет, — предложил я.

Я повернулся к ним спиной и проследовал в кабинет. Это было нелегко, но я сделал над собой усилие и даже взмок при этом. Я зашел за свой письменный стол и встал там. Мистер Тоуд безмятежно направился следом за мной в кабинет, а за ним двинулся, дергаясь, красноглазый юнец.

— У вас тут нет комикса? — полюбопытствовал Тоуд. — Чтобы занять Альфреда.

— Сядьте, — указал я на кресло, — сейчас посмотрю.

Он начал усаживаться, а я в этот момент рывком открыл ящик и нащупал рукоятку «люгера», потом осторожно вытащил его, глядя на Альфреда. Но тот даже не посмотрел в мою сторону, он изучал потолок и продолжал дергаться.

— Вот комикс, который у меня есть, — показал я свой «люгер».

— Он вам не понадобится, — добродушно обронил толстяк.

— Тем лучше. Но на всякий случай он будет здесь. И учтите, он-то заряжен. Продемонстрировать?

Толстяк встревожился:

— Жаль, что вы восприняли всё близко к сердцу. Я так привык к Альфреду, что почти не замечаю его. Может, вы правы. Возможно, нужно что-то предпринять в отношении него.

— Да, но это следовало бы вам сделать раньше, до прихода сюда, — заявил я. — Теперь уже поздно.

— Подождите, мистер Марлоу.

Он вытянул руку, и я с размаху ударил по ней «люгером». На его пальце остался порез. Он отдернул руку и пососал палец.

— Эй, погодите! Альфред — мой племянник, сын моей сестры. Я приглядываю за ним. По правде говоря, он и мухи не обидит.

— Когда вы в следующий раз придете сюда, я приготовлю для него муху, — сказал я, — тогда и посмотрим.

— Не надо так, мистер. Прошу вас, не надо. У меня есть для вас одно хорошее предложение…

— Заткнитесь, — процедил я сквозь зубы, садясь.

Лицо мое горело, и я чувствовал себя, как пьяный. Мне было трудно говорить, но, взяв себя в руки, я медленно и хрипло произнес:

— Один друг поведал мне о парне, с которым попробовали разыграть шутку вроде вашей. Этот парень сидел за столом, как и я, и также держал в руке оружие. По другую сторону стола сидели двое мужчин, как вы с Альфредом. Парень в какой-то момент потерял самообладание и не говоря ни слова дважды выстрелил вниз, прямо в то место, где находится ваш живот.

Толстяк позеленел и хотел встать, но, раздумав, вынул из кармана грязноватый носовой платок и вытер им лицо.

— Вы это видели в кино, — сказал он.

— Допустим, — согласился я. — Но сценарист фильма говорил мне, что эта история взята из жизни.

Я положил «люгер» перед собой на стол и выдал почти непринужденным голосом:

— Вам следует осторожнее обращаться с огнестрельным оружием, мистер Тоуд. Может, вам неизвестно, но человеку бывает неприятно, когда — ему в физиономию суют пистолет сорок пятого калибра, особенно если он не знает, что тот не заряжен. Это доставило мне пару досадных минут, а я еще с утра не подкреплялся морфием.

Тоуд прищурившись, внимательно разглядывал меня. Альфред встал, подошел к другому креслу, пнул его ногой и уселся, прислонившись грязной головой к стене, но его нос и руки продолжали дергаться.

— Мне говорили, что вы крепкий парень, — вымолвил Тоуд, холодно глядя на меня.

— Вам сказали неправду. Я очень чувствительный человек. Из-за любого пустяка готов лезть на стену.

— Да, понимаю.