блестящей льняной ткани завязывалось узлом на груди, ниспадая многоярусными складками. Два длинных локона парика вились по обе стороны лица. Клеопатра молилась о том, чтобы выглядеть важной и величественной и не походить на обычную девчонку-египтянку, за которую она сходила в те дни, когда сбегала на александрийский рынок. По утрам, без тщательно наложенной косметики, она все еще выглядела слишком юной. Царица надеялась, что искусно нанесенная краска на лице, изящное облачение богини и филигранные золотые браслеты на руках скроют от всех ее молодость. «Моя власть еще так уязвима, что приходится защищать ее слоем краски», — думала она.
Как же странно будет через две недели присутствовать на погребении царя и вести себя так, словно он только что умер! Она вспомнила, как в прошлом часто притворялась, разыгрывая кого-нибудь, — но тогда все это были шутки. Теперь ей придется использовать актерское мастерство, обретенное во время детских приключений, для того чтобы сохранить свое новое положение.
В настоящий момент она, Клеопатра, была единственным правителем Двух Царств Египта, хотя никто, кроме нее, Гефестиона, двух врачей и бальзамировщика, об этом не знал. Но и завещание ее отца, и тысячелетняя традиция не позволяли ей занимать это положение без мужчины-соправителя, несмотря на то что в последний год она вполне успешно управляла страной в одиночку. Неважно, что ее брат — лишь дитя, управляемое честолюбивым пронырливым евнухом. Неважно, что она разумно правила царством, пока ее отец растрачивал свои последние дни в бессмысленных удовольствиях. Разве Египет сможет принять женщину как единоправную властительницу?
«Судьба, яви мне свою цель, — молилась Клеопатра, закрыв глаза. Струйки знойного воздуха, гонимые веерами, касались ее лица. — Зачем ты привела меня к этому моменту жизни в отсутствие отца или матери, заставив править страной, когда отец мой отошел от дел, — зачем, если ты не готовила меня к жизни, которая станет испытанием всех моих способностей? Несомненно, я не предназначена для того, чтобы стоять в стороне, пока напыщенные евнухи и бестолковые ребятишки разоряют страну, которую мои предки покорили и сделали сердцем мира. Исида, владычица мудрости, освети путь, который судьба проложила сквозь все превратности моей жизни!»
Ее моление было прервано не ответом богини, а появлением советника, бывшего греческого наместника в Фиванской области, который ныне состоял на дипломатической службе. Он уселся рядом с Клеопатрой и начал рассказывать ей о египетских обычаях и египетской истории. В эту поездку его отправил Гефестион, который заверил Клеопатру, что этот человек великолепно ориентируется в самых потаенных уголках таинственной культуры Египта. Поэтому она старалась выслушать как можно внимательнее повествование о древней драме, в которой ей вскоре предстояло принять участие. Грек сказал, что она должна сыграть свою роль убедительно, ибо ничто так не возбуждает в египтянах мятежный дух, как святотатство. Так что ей известно о грядущей церемонии?
Клеопатра безучастно посмотрела на своего собеседника. Он был весь какой-то серый: серые волосы, серовато-бледная кожа, серые брови. Даже губы имели оттенок светлого сланца. «Словно черные губы собаки», — подумала Клеопатра и едва не засмеялась.
Но из этого сероватого рта исходили разумные слова. Слова, которые она должна внимательно выслушать, несмотря на зной, который не позволял ей сосредоточиться ни на чем. Знает ли она, что египтяне верят, будто священный бык Бухис являет собой истинную душу солнечного бога, Амона-Ра? Что Ра есть Царь Богов, который каждое утро, открыв глаза, дарит земле и небу рассвет? Что каждый вечер, закрывая глаза, он уносит свет из мира? Ра просыпается на востоке, вещал чиновник, и остальные боги облачают его в одежды. Ра ступает в золотую барку, которая плывет по небу. Ночью бог превращается в барана, проходит сквозь Двенадцать Врат Ночи — каждые врата представляют собой один час — и спускается в нижний мир, чтобы навестить своего зятя Осириса, бога подземных областей. Но чтобы попасть в Земли Мертвых, Ра приходится пересечь кишащую змеями реку, и потому мудрый бог превращает свою барку в огромную золотую змею, дабы обмануть пресмыкающихся.
Это лишь одна из версий путешествия Ра во тьму ради возрождения света, сказал дипломат. В другой утверждается, будто каждую ночь бог сражается с гигантским змеем Апопом, чудовищем Хаоса, чтобы на земле постоянно царил мирный порядок чередования дня и ночи.
— Понятно, — отозвалась Клеопатра, позволяя подробностям этой истории проскользнуть мимо нее вместе с горячим, обжигающим потоком воздуха, который овевал ее лицо и шею, но не приносил облегчения. — А при чем тут процессия в честь Бухиса?
— Бухис представляет Великого Отца, Ра. Царица поедет вместе с быком в Священной Ладье Ра.
— А такая вещь существует?
— О да, она находится в храме Осириса в Карнаке, в том самом, который недавно был восстановлен на щедрые пожертвования твоего отца.
— Значит, меня там хорошо примут? — с надеждой спросила Клеопатра.
— Я бы этого не сказал, — поколебавшись, ответил грек и приподнял редкие брови. — Они могут отнестись к тебе не очень тепло. Они мало кого встречают хорошо. Но они, конечно же, не причинят тебе вреда.
Он поднялся, чтобы уйти в свою каюту, сославшись на то, что еще не приспособился к пустынной жаре и слишком избалован мягким климатом приморского города.
— К тому же, госпожа, — добавил он, — я уже немолод.
Она смотрела, как он уходит прочь, оставляя ее наедине с тайными страхами и безжалостной египетской жарой.
— Осирис!
Гребец выкрикнул имя бога, когда они приблизились к священному обиталищу Осириса в Карнаке, и Клеопатра стряхнула с себя сон и проверила, не перекосился ли парик. Встав на ноги, она ощутила головокружение, вызванное короткой дремотой, и, чтобы не упасть, схватилась за кресло. Серый советник присоединился к ней на палубе, и Клеопатра понадеялась, что она не потеряет сознание и не рухнет на его слабые руки.
На восточном берегу реки она увидела храм — он был больше, чем любой египетский монумент, который ей когда-либо приходилось лицезреть. Окруженная высокими каменными стенами, его территория не ограничивалась местом поклонения богу, но включала также и участки, отведенные для прочих служб. Вершины колоссальных колонн и плоские крыши зданий храмового комплекса поднимались высоко над гребнем стены. Поблизости размещались лавки. Местные ремесленники сидели там за ткацкими станками; там варили пиво и производили прочие вещи, которые потом продавались жрецами в храме. В конце вытянутого внутреннего двора, раскинувшегося перед главным входом, блестел прямоугольный пруд, в священных водах которого, как поведал советник, жрец омывался трижды в день, чтобы очиститься перед тем, как войти во внутреннее святилище Амона. Из центральной части храма вздымались четыре обелиска, гранитные фаллосы, вонзающиеся в спокойное синее небо, точно четверка нетерпеливых любовников. Дипломат объяснил, что эти обелиски были установлены в храме фараонами былых времен, и самый высокий соорудил фараон по имени Хатшепсут, со дня смерти которого миновало уже, вероятно, более тысячи лет.
— Верх обелиска некогда был выложен золотом, дабы притягивать лучи Ра, — говорил грек.
«Конечно», — подумала Клеопатра, воображая, каким головокружительным было это зрелище, каким ослепительным — этот блеск, невыносимый для смертных глаз, внушающий почтение и немалый страх.
— Кем был этот царь Хатшепсут? — спросила она.
— Египтяне говорят, что это была женщина, которая одевалась как мужчина и правила царством, — ответил советник. — Но ты же знаешь, насколько они склонны к преувеличениям. Несомненно, Хатшепсут был мужчиной. Ты увидишь его изображение на стенах храма — там он обнажен и еще молод. У него имеются борода и фаллос. Если он и был женщиной, то весьма странной женщиной. Он построил погребальный храм вон там. — Грек указал на западный берег реки, где поднимались к небу мрачные, иссушенные фиванские горы. — Он называется Джезер-Джезеру, что означает «Самая святая из святынь». Когда-то это был величественный памятник могуществу Хатшепсута, но теперь его поглотили ужасные пески западной пустыни. — Он махнул рукой в сторону крутых безводных склонов. — Там находится огромная долина, где древние фараоны возводили себе гробницы и где они погребены вместе со своими