подданных, что дочь царя теперь властвует наравне с самим царем. Но Гефестион принес ей невеселую новость: запасы бронзы и серебра в казне значительно уменьшились из-за поборов Габиния и махинаций Рабирия. На то, чтобы выпустить новую монету, просто не хватит металла, объяснил Гефестион. Запасов почти на двадцать пять процентов меньше, нежели в прошлом году. Быть может, позлее, обнадежил он Клеопатру, когда будут решены некоторые из финансовых проблем. Но ей не понравилось, что первый ее приказ был отклонен так быстро. В тот же вечер в ванне, дыша ароматическим паром и водя ладонью по маслянистой поверхности теплой воды, Клеопатра набрела на отличную идею. Она вскочила, едва не потеряв равновесие на скользком мраморном дне ванны и напугав банщицу. Царица позволила завернуть себя в полотенце, пританцовывая босиком на мокром полу и в то же самое время отыскивая изъяны в только что возникшей у нее мысли. Они могут выпустить монету, но с меньшим количеством бронзы — на двадцать пять процентов меньше, если говорить точнее. На следующий день она представила этот план Гефестиону.
— Как же мы можем сделать это, владычица, — спросил евнух, — если монеты взвешивают, чтобы узнать их достоинство?
Он смотрел на нее, словно удивляясь ее простодушию; как будто она была ребенком, требующим чего-то неразумного и готовым на любую глупость, лишь бы добиться своего.
— Все очень просто. Мы отчеканим достоинство монеты на самой монете. Когда мы чеканим на ней наши портреты, мы впечатываем достоинство монеты прямо в металл. И теперь никто не сможет оспорить ее достоинство. И к тому же это сохранит немало времени при торговле. Больше не нужно будет взвешивать монеты. Все будут знать, сколько стоит эта монета, потому что мы им скажем об этом.
— Но этого никогда прежде не делалось, — вежливо возразил Гефестион.
— Вот именно. Значит, закон этого не запрещает.
Вид у евнуха был потрясенный, но что вызвало это потрясение — то ли преклонение перед умом царицы, то ли страх, что она сошла с ума, Клеопатра не знала. Она продолжила:
— На монете в сорок драхм будет вычеканено, что она стоит сорок драхм. Но весить она будет тридцать. Таким образом мы получим доход в целых двадцать пять процентов с каждой выпущенной монеты. Излишек можно использовать для того, чтобы заплатить долг этому подлецу Рабирию.
Гефестион ничего не ответил — он лишь медленно потер ладони, словно молясь за неожиданную идею.
— Это никогда не делалось прежде, но будет сделано сейчас, — промолвил он, подарив Клеопатре свою знаменитую сдержанную улыбку — как будто боялся, что от широкой усмешки его гладкая кожа пойдет трещинами. — Царица, боги просветили тебя. Надеюсь, ты осознаешь этот дар. Я верю, что ты особо благословлена свыше. Я буду помнить об этом и чтить твой дар до самого конца моей службы.
— Я уверена в благосклонности богов, — кивнула Клеопатра. — Но если ты действительно хочешь порадовать меня, ты должен улыбаться мне более открыто.
С этим наставлением, чувствуя себя истинной царицей, Клеопатра отправилась в царскую сокровищницу и достала кольцо вакханки, принадлежавшее некогда ее матери. Кольцо было украшено тяжелым золотым изображением бога, обнаженного и прекрасного в своей мужественности, его взъерошенные кудри были увенчаны венком из плюща. Клеопатре нравилось носить кольцо последней настоящей царицы Египта, так же как нравилось думать об этом и ощущать связь с матерью, чей голос, черты и стать она не могла ни вспомнить, ни даже увидеть во сне. Быть может, вид этого кольца порадует больного Авлета, вызовет у него приятные воспоминания о его первой жене, которую он потерял всего три года спустя после рождения дочери. За последние месяцы царь забросил даже сексуальные развлечения, равно как и свои обязанности, и окончательно слег в постель. Клеопатра каждый день навещала отца; иногда он узнавал ее, иногда принимал за кого-нибудь из давно умерших женщин.
Геката сидела с Авлетом день и ночь, часами держа его за руку, прикладывая успокаивающие травяные компрессы к его челу, пока он, задыхаясь, хватал ртом воздух. Когда стало понятно, что ни в душевном, ни в телесном здоровье царя улучшений не предвидится, Клеопатра собрала лекарей на совет и потребовала у них ответа, почему они не могут излечить ее отца, который еще совсем не стар.
— У него лихорадка, госпожа, — ответил главный царский целитель. — И печень у него чрезмерно застужена. Обычные методы лечения не помогают. В Мусейоне нет ни одного лекаря или ученого, с которым мы не посоветовались бы. Мы приводили к царю местных женщин, чтобы они лечили его тайными травами египетских племен. Мы даже написали нашим коллегам в Афины и на Родос.
— К тому времени когда вы получите ответ, который возместит ваше отсутствие знаний, царь уже будет мертв, — резко произнесла Клеопатра.
Но ей была известна правда. Авлет обречен. Долгие годы, когда он пытался примирить все враждующие группировки в своем царстве и в своем семействе, предательство со стороны родных и более всего — унижение, которое он вновь и вновь претерпевал со стороны римлян, — все это подкосило его и выпило жизненные силы.
Клеопатра подбросила монетку и поймала ее в ладонь. Крепко зажав ее в кулаке, девушка рассмеялась. Она принесет эту монетку царю. Символ того, что его род не прервался, порадует его. Он удержал трон своих предков перед лицом мятежа родных, недовольства подданных и угрозы со стороны римлян. Эта монета будет величайшим свидетельством из всех, какие Клеопатра могла предоставить царю — если не считать ее верности, — величайшим свидетельством того, что его жизнь прошла не зря.
— Как сегодня чувствует себя царь? — спросила она врача, которого встретила в дверях царских покоев.
— Его состояние улучшилось, владычица, — ответил целитель. — Он откушал превосходный завтрак из фиников, перепелиных яиц и молока, а затем попросил апельсин. И даже настоял на том, чтобы самому очистить фрукт. Я полагаю, он поправляется. Боги добры к тем, кто служит им.
Царь лежал в постели, его голова покоилась на пышной шелковой подушке. От пота на шелке образовалось выцветшее пятно, которое окружало его голову, словно некий фальшивый ореол. Глаза царя, казалось, смотрели в противоположные стороны. Хотя Геката постоянно обтирала его лоб, лицо блестело испариной, придававшей лику Авлета призрачный вид. И что этот глупый лекарь бубнил про улучшение состояния?
Увидев царицу, Геката начала подниматься, чтобы оказать почтение Клеопатре в соответствии с ее новым титулом, но та молча махнула рукой, приказывая ей сидеть.
— Отец, — произнесла девушка неестественно бодрым голосом. — Посмотри, что у меня есть.
Авлет попытался сфокусировать глаза на маленьким металлическом кружочке, который дочь держала у него перед лицом.
— Посмотри, государь, — промолвила Геката. — Это монета в честь совместного правления — твоего и нашей новой царицы. Каким красивым ты выглядишь здесь, Авлет. И что за чудесное сходство!
Царь моргнул.
— Да, так и есть, богом клянусь. Посмотрите на меня, как я красив. Вам не кажется, что я изображен здесь слишком толстым?
— Вовсе нет, милый мой, — возразила Геката. — Ты изображен в полном расцвете здоровья и славы. Это чудесный дар тебе и царице.
— А как прекрасно выглядит моя жена, хотя сама она ко мне вообще не приходит!
— Это мой портрет, отец, — ответила царица. — Я Клеопатра, твоя старшая дочь.
— Но почему ты носишь кольцо моей жены? Ты украла его у нее? Где она?
— Моя мать мертва. Она умерла, когда я была еще ребенком.
— Ах да. Подойди ко мне ближе.
Клеопатра присела на огромную кровать рядом с неподвижным телом отца. Над ними нависал орел Птолемеев, распростерший крылья над изголовьем и служивший пологом, который закрывал лицо больного от яркого света. Острый клюв птицы зловеще изгибался, его кончик был направлен прямо в живот Авлету. Клеопатра никогда прежде не опускалась на эту кровать. Неужели когда-нибудь она будет спать в этой комнате? Как же можно спокойно спать ночью, если орел постоянно угрожает слететь вниз и клюнуть спящего в самое уязвимое место?
Рука Авлета была вялой и горячей. Клеопатра почувствовала запах припарок, которые прикладывали к больной печени царя. Первым ее побуждением было отдернуть руку, но она заставила себя не делать