полез в карман. — Вот вам еще столько же, только дайте что есть, без вопросов. — Я уже напирал на них, так сказать «глушил бабками».

Баба было снова загундосила, но мужик оборвал ее.

— Тихо! — прикрикнул он на жену, и та заглохла. По всему было видно, бывший моряк имел здесь вес. Мой тон явно не понравился ему, но он не взбрыкнулся, «проглотил». Что ж, смекнул, что деньги на дороге не валяются, особенно в наши времена.

— Сколько здесь? — кивнул он на купюры в моих руках.

Я тоже посмотрел на них и посчитал.

— Хватит килограммов на двадцать мяса или сливака. Масла то есть, — поправился я.

— У нас нет такого количества, — взвизгнула толстая. — Сами на картошке сидим!

— Молчи, кому сказал, — снова прикрикнул на нее мужик и погнал прочь. Та нехотя выплыла из комнаты и скрылась в другой, ворча что-то себе под нос.

— Я пошутил, — пояснил я «моряку», — мне столько и не требуется. Возьму что есть, что нагрузите. — Помолчав чуть, добавил: — Мужикам всегда легче столковаться. А бабы, они и в Африке бабы — одна морока с ними.

Тот молчал и что-то прикидывал про себя. Почесав затылок, поднял глаза.

— Ну вот что, парень, — назвал он меня парнем. — Я могу дать тебе лук, картошку, пару рыбин, с поллитра подсолнечного масла, пару банок грибов, половину курицы. Посмотрим еще в холодильнике… Ах да, есть еще яйца, — вспомнил он о яйцах. — Около десятка. Пойдет?

— Вполне, хозяин. Держи, дорогой. — Я протянул ему деньги, и он взял их, просмотрел на свет.

— Я сейчас, погоди, — сказал «моряк» и подался в другую комнату, туда, где была его жена. — Накину пиджак, в погребе — холодно. Одну секунду.

Толстая наверняка стояла под дверью комнаты и все подслушивала. Едва муж вошел к ней, как она о чем-то зашепталась с ним, почти на пороге, я все слышал. «Старая кошелка!» — мысленно обругал я толстуху, но и порадовался, что все «канает» ровно. Не совсем, но и не так плохо, как казалось вначале. Прошло минуты полторы или две, а «моряка» все не было и не было. «Брюки, что ли, меняет там или от бабы отбивается?» Я негромко кашлянул, давая понять хозяину, что пора бы и показаться. И он показался, вырос на пороге в одно мгновение, без пиджака. В руках у «моряка» была двустволка. Толстая сука, словно индюшка, выглядывала из-за его широкой спины и нагло, ехидно, как и положено настоящим курвам без примеси, пялила на меня поросячьи зенки. «Сейчас ты получишь все сполна, мерзавец, — как бы говорила она этим своим взглядом. — И масло, и мясо, и два заряда картечи». Мой собственный взор конечно же потух, радости как не бывало. Я хотел было по привычке поднять руку и потереть подбородок — я делал так всегда, когда было над чем подумать, но хозяин одним взмахом «стволов» остановил меня.

— Да в чем дело? Вы хоть объясните, что к чему? — прикинулся я обиженной овечкой, а сам напряженно искал выход из создавшегося положения. Выхватить «глушак», а тем более автомат из-под застегнутой наглухо куртки я не успею. Не о чем и думать. Выбить из его рук двухстволку? Один шанс из двадцати, скорее всего, он успеет пальнуть по мне. Стоит наизготовку, как лев. Но что они хотят? За кого меня приняли? Этого я еще не знал, точно не знал.

— Вера! Зови Валеру! Живее! — приказал мужик жене, и та с ходу рванула вперед. Но ей хочешь не хочешь предстояло проскочить мимо меня. Иного пути для толстой не было. «Это твой единственный и последний шанс!» — услышал я голос внутри себя и, изловчившись, выждав, когда Вера поравнялась со мной, резко и сильно рванул ее на себя. Рванул и в один миг оказался за ней, сзади. Почти одновременно чуть пригнул голову, опасаясь, как бы козел не саданул мне в башку. В горячке он мог сделать и такое — разнести нас обоих, продырявить как решето. Но нет, «моряк» растерялся, опешил. Все произошло слишком стремительно, молниеносно даже. Я и сам не ожидал, что поступлю именно так, как некий Рембо из кинофильмов. Сработал инстинкт выживания. Одной рукой я крепко держал бабу за глотку, другой доставал «ствол». Наконец-то! Вот он, в руке. Ну держитесь, суки! Сейчас я покажу вам, как рассчитываются за такое «гостеприимство»!

Направив дуло «глушака» прямо на «морячка», я приказал ему медленно положить двустволку на пол и ни в коем случае не дергаться.

— Он стреляет беззвучно, гондон! Я не промахнусь. Ложи, или я положу вас обоих! — Я сильно тряхнул толстую, и та громко пукнула, затем еще и еще.

— Чтоб ты сдохла, тварь! — выругался я.

В воздухе запахло. «Моряк» не знал, что ему делать, но по его лицу я понял, что он сейчас опустит ружье. И он опустил его.

— А теперь подпихни его ко мне, не сильно, — приказал я. — Вот так. — Ружье поскользило к нашим с бабой ногам.

Одной ногой я подтянул его к себе, почти за себя, не спуская с «моряка» глаз, весь пыл которого улетучился в один миг.

— Теперь говори… А не то пристрелю, как собаку! — предупредил я этого козла.

— Что? Что говорить-то? — растерянно спросил он. — Я подумал… Я…

— А ты не знаешь, да? Говори, с каких это делов ты поставил меня под дуло?! За что и почему? За мои же бабки?! Я мог забрать у вас все, но я не сделал этого, хотел честно купить. Чест-но! Говори, гондон! — Я становился неуправляемым и почувствовал это сам.

— За вас… За вас… — «Моряк» отчего-то забукасовал, не договорил до конца.

— Что «за вас», что?! — Я весь напрягся, боясь услышать самое страшное…

— За то, что сообщат… Пять тысяч долларов, так объявили. За сведения, — заикаясь, выдавил из себя мужик и виновато опустил глаза в пол.

Я все понял.

— И ты меня сразу узнал, запросто? — Меня интересовало в основном это, все остальное было не так сложно представить или додумать самому. Менты не очень оригинальны в этом смысле, дальше фотографий не-продвинулись.

— Узнал, но не сразу, — признался «моряк». — Сообразил позже, когда услышал про продукты. Ну и внешность, вид…

Болтать с ними у меня не было ни времени, ни желания, но и с пустыми руками я теперь не уйду, нет. Однако что с ними делать? Я не могу передвигаться по дому, не могу и оставить их здесь! Оттолкнув от себя толстую, я велел ей подойти к мужу и встать рядом с ним. Когда она встала рядом, я подобрал с пола ружье и на всякий случай вытряхнул из него патроны; зашвырнул их под койку вместе с ружьем.

— Теперь возьми полотенце или тряпку и засунь ему в рот, — обратился я к толстой. — Сними с него ремень, расстегни как следует брюки, так чтобы они сползли вниз. Вот, молодец, — похвалил я трясущуюся от страха ведьму. — Связывай ему руки ремнем и иди ко мне, дорогая. — Я поманил ее «стволом». — Шевелись, шевелись, работай!

«Моряк» стоял посредине комнаты со спущенными брюками, а его жена возилась с руками бедолаги, нет-нет да и зыркая и на меня. Увы, я снова просчитался, не учел бабской психологии и «логики». Рот следовало в первую очередь заткнуть ей, ей, а не мужу. Не придумав ничего лучшего, толстая завопила так, что ее могли услышать и на другом конце Губина. Вопль на мгновение парализовал мою волю, разогнал все мысли разом и продолжал звучать в ушах. Она и не думала замолкать, наоборот, заголосила еще сильнее, словно в ее легких была тонна воздуха и компрессор.

И тогда я выстрелил, выстрелил дважды. Баба замолкла и рухнула как сноп, растянувшись у ног мужа. Моя рука машинально дернулась, и лишь чудо спасло «моряка». В последний миг я удержался, не всадил пулю ему в башку. Он закрыл глаза, дабы не видеть жены, дула, смерти, меня. Но по двору уже кто-то бежал, я услышал топот. И вряд ли так бежал один человек.

— На пол! — успел крикнуть я мужику и рванул на себя куртку, чтобы на всякий случай высвободить автомат. Стрелять же я мог из «глушака», патроны еще были. Когда, пролетев по веранде, в комнату ворвались Валера и его приятель, я был наготове. Делать было нечего, и я положил их обоих, прямо на пороге. Мужик тихо завыл, почти по-волчьи, затем так же тихо зарыдал, уткнувшись лицом в пол. Смотреть на него было выше человеческих сил, но я сказал ему: «Вот тебе пять тысяч, тварь! Ты этого хотел? На!» Подойдя поближе к лежавшим, я всмотрелся в их лица и глянул на раны.

— Если повезет, твой сынок выживет. Другой готов. Всё! Виноват в этом ты.