– Убейте его! Убейте! Браво, Понтрай! Так его, Ринальдо! Колите! Лувиньяк, Базорж, покажите, на что вы способны! Тысячу экю за его шкуру! Ах! Трусы! Жалкие трусы! – орал маршал.

Что же произошло? А вот что: нападавшие столпились на лестнице, и Капестан своей длинной шпагой наносил удар за ударом в эту груду живого мяса. Ручьем хлынула кровь. Когда трое первых были ранены и хотели выбраться из свалки, они потащили за собой вниз всех остальных!

В общей куче даже Ринальдо скатился вниз. Но итальянец так быстро не сдавался, к тому же он действительно был предан своему хозяину и всей душой ненавидел шевалье. И теперь Ринальдо крикнул маршалу уверенно и почти спокойно:

– Терпение, монсеньор, сейчас я его достану! Ободренный этими словами, Кончини поднял глаза и задрожал от радости: в руках у Капестана не было шпаги!

Несколько минут назад, когда головорезы подобрались к последним ступенькам лестницы, шевалье сбросил двоих бандитов на землю, а потом принялся орудовать клинком, сразу же пронзив чью-то грудь; пять или шесть раз юноша яростно, но размеренно погружал клинок в людскую гущу… и вдруг, когда нападавшие уже откатились вниз, он заметил, что в руках у него всего лишь жалкий обломок: Ринальдо метким и мощным ударом сломал шпагу шевалье.

Капестан понял, что дело плохо. Снизу доносились вопли:

– Он разоружен! Вперед! Хватай его! Убить! Убить!

Шевалье видел, что стая волков рванулась вверх. Конец!

Капестан повернулся к чердачному окну, вздрогнул и вдруг разразился оглушительным хохотом… Стремительно перегнувшись через узкий подоконник, шевалье подобрал с пола какой-то предмет, видимо валявшийся на чердаке у самого оконца. Тем временем нападавшие быстро продвигались вверх.

И тут на глазах у Кончини и сбежавшихся прохожих разыгралась удивительная битва.

Стоя на верхней ступеньке лестницы, Капестан, лишившийся шпаги и кинжала, со всего маху глушил нападавших какой-то здоровенной штукой, похожей на железную плиту. Это была вывеска, снятая с гостиницы и заброшенная хозяином на чердак! Шевалье колотил бандитов по головам металлическим щитом с изображением короля-победителя Генриха IV! Да, это Генрих Великий проламывал черепа и врубался в плоть, взлетал и падал – и, наконец, разогнал нападавших, которые гроздьями срывались с лестницы и шлепались на землю.

Тогда Капестан высоко поднял вывеску, показал ее народу и громовым голосом прокричал:

– Генрих IV на моей стороне! Да здравствует Генрих Великий!

Толпа, приветствовавшая это заявление топаньем и гиканьем, ответила дружным воплем:

– Слава королю Генриху IV!

Кончини от злости рвал на себе волосы, Ринальдо бинтовал голову, Понтрай, Шалабр и с десяток других покалеченных бретеров перевязывали свои раны, а Капестан продолжал орать сверху:

– Генрих IV за Капестана! Да здравствует Генрих IV!

Но тут народ, собравшийся на улице Вожирар, начал испуганно разбегаться.

– Сюда! Сюда! На помощь! – завопил Кончини. На улице Турнон появился конный отряд – тридцать- сорок рейтаров примчались из особняка маршала; всадники быстро разогнали зевак с мгновенно притихшей улицы и подскакали к гостинице.

– На штурм! Вперед! – скомандовал Кончини.

Капестан, увидев прибывшее подкрепление и сообразив, что ему предстоит сразиться с сотней вооруженных до зубов людей, преисполнился гордости. Забравшись на чердак, он принялся изнутри сооружать баррикаду, подтаскивая к окошку все, что попадалось под руку. Закончив работу, шевалье крикнул:

– Добро пожаловать, мои ягнятки! Только бере гитесь, вас ведь всего-то сотня!

Никто не отозвался на его слова, и эта странная тишина встревожила шевалье. Казалось, рейтары прибыли лишь для того, чтобы увезти раненых… Капестан призадумался. «Они, наверняка, совещаются и что-то замышляют, – решил он, – вот только что?» И тут глаза Капестана расширились от ужаса: из темного угла чердака потянуло дымком. Маленькая белая струйка, стлавшаяся по полу, внезапно взвилась вверх и закрутилась; в том углу, откуда она появилась, раздалось потрескивание – и вдруг в воздух взметнулся яркий сноп искр. Гостиница горела!

– Трусы! Трусы! – закричал Капестан, пытаясь отыскать на чердаке хоть какое-нибудь оружие – ломик: или кусок железа.

Но юноша ничего не нашел. У него был только обломок шпаги. Вокруг шевалье уже поднималось пламя. Огонь усиливался и вдруг пламя вспыхнуло яркими языками и заревело, поднимаясь все выше и выше, пока не коснулось крыши чердака.

С улицы доносились проклятия, ругань, крики радости, мешавшиеся с шумом пожара. Во дворе и на дороге все наемники маршала, задрав кверху головы и грозя кулаками, поджидали Капестана. И вот он появился на лестнице и стал спускаться, небрежно помахивая своим обломком.

Сперва бретеры невольно попятились, потом раздались вопли, а затем наступила гробовая тишина – все, стиснув зубы и затаив дыхание, напряженно ждали, когда можно будет кинуться на шевалье. Как только Капестан поставил ногу на землю, вокруг него замелькали разъяренные лица и сверкающие клинки; Капестан наугад во все стороны наносил удары обломком своего оружия; вокруг хлестала кровь, заливая юношу и мешаясь с его собственной кровью. Шевалье отбивался и уже ничего не чувствовал: его распоротое и исколотое тело перестало ощущать боль; шевалье превращался в залитую кровью, истерзанную беспомощную куклу. И вот наступил момент, когда Капестан рухнул на землю.

Человек десять бросились связывать его по рукам и ногам. Затем полумертвого шевалье закинули на коня.

– Везите его в особняк! – распорядился Кончини.

Когда крепко связанного шевалье в сопровождении тридцати рейтаров отправили во дворец маршала,