докажут вам, что…
– Монсеньор, – вскричал Сен-Мар, – я не сомневаюсь ни в чем!
– Спасибо, Анри! – слабо улыбнулся Карл Ангулемский. – Ты станешь моим сыном! Ты будешь первым человеком при дворе Карла Десятого, как я и обещал твоему отцу!
– Монсеньор, – произнес снова побледневший Сен-Мар, – разрешите мне сопровождать вас на улицу Дофин.
– Нет, мой мальчик, – покачал головой герцог, – мне надо побыть одному, но в полночь обязательно приходите сюда!
– Одному, – повторил герцог минутой позже, – да, мне надо побыть одному, чтобы хорошенько просмотреть содержимое железной шкатулки! Что подумают люди, готовые провозгласить меня королем, если узнают, что Виолетта сказала ужасную правду! Что я, герцог Ангулемский, будущий властелин Франции, женат на несчастном создании, рожденном у подножия виселицы! Что будущая королева Франции воспитана палачом! О, грехи моей юности, какой тяжестью легли вы на мою судьбу! Да, я ее обожал тогда, я бы умер, если бы Виолетта не стала моей… И вот теперь я…
Герцог решительно тряхнул головой, приблизился к факелу, вынул из кармана письмо и жадно впился глазами в последний абзац. Вот он:
– Крайний срок! – пробормотал Карл Ангулемский. – Если сегодня вечером что-то случится, мои планы рухнут!
Он сжег письмо, поспешно покинул дом и направился в особняк на улице Дофин.
Капестан также присутствовал при ужасной сцене, но она показалась ему счастливым сном, от которого он не хотел пробуждаться. Шевалье уже наделил фею из Медона фантастическим могуществом: она сумела остановить свадьбу днем, она сумеет помешать ей и в полночь. Чей-то голос рядом с ним произнес:
– Пойдемте!
Виолетта! Она провела юношу через два или три покоя, погруженных во тьму, и открыла дверь в залитую светом комнату. Шевалье застыл на пороге, как вкопанный. Она была тут! Она! Жизель!
Капестан изумленно созерцал девушку, которая, казалось, ждала его. Глаза ее, ясные и чистые, смотрели на него без всякого удивления. Молодой человек поклонился и проговорил:
– Я проник в ваш дом, как воришка, я подслушивал у дверей, я видел все. Сударыня, я заслуживаю того, чтобы ваши лакеи вышвырнули меня вон.
– Я знала, что вы здесь, шевалье, – ответила Жизель. – Как только моя мать сообщила мне об этом, я попросила ее привести вас сюда.
– Надо полагать, – произнес Капестан, давая выход своему безудержному отчаянию, – вы собираетесь объявить мне, что благородная дочь герцога Ангулемского не желает больше встречать на своем пути нищего искателя приключений вроде меня! Что невесте маркиза де Сен-Мара не пристало разговаривать с авантюристом, явившимся неизвестно откуда! Что в груди бродяги не имеет права биться сердце рыцаря! Что мне разрешено только исчезнуть! Ведь вы хотели сообщить мне именно это?! Ах! Сударыня, я очень догадлив, я готов скрыться с ваших глаз прежде, чем вы успеете мне это приказать!
Капестан гордо вскинул голову и вознамерился уходить, но его остановил голос Жизели, проговорившей твердо и просто:
– Шевалье, я просила мою мать привести вас ко мне, чтобы сказать вам: я вас люблю.
Капестан был так потрясен, что даже пошатнулся. Рука его неуверенно потянулась к руке девушки, но Жизель остановила его исполненным достоинства жестом.
– Шевалье, – промолвила красавица, – слова, которые я только что произнесла добровольно, я больше не повторю никогда… Никто не услышит от меня подобного признания… Не услышите его и вы, шевалье, – сегодня вечером я стану маркизой де Сен-Мар.
Капестан тряхнул головой, слова любви рвались с его губ, но Жизель не позволила юноше заговорить.
– Не надо, шевалье, – воскликнула она. – Я призналась вам в том, в чем не признавалась даже Богу! Но я открыла вам свое сердце только потому, что угадала в вас великую душу, способную понять, какую жертву я вынуждена принести. Я должна отдать свою руку господину де Сен-Мару. Союз двух наших имен неизбежен… Мой отец, принцы, тысячи других дворян рискуют головой, участвуя в нашем деле, о котором вы хорошо знаете. Если я не сдержу своего слова, я могу стать убийцей собственного отца.
Капестан смотрел на девушку с нескрываемым восхищением. Они стояли друг против друга, связанные этим взглядом теснее, чем любовными объятиями, на которые не могли решиться их руки. Наконец шевалье промолвил:
– Вы – дама моего сердца, вы – владычица моей жизни. Любое ваше повеление – даже если оно будет заключаться в том, чтобы умереть вдали от вас – я исполню с честью.
– Живите, – ответила красавица, – и не покидайте Парижа!
– Вы приказываете мне жить? – вскричал молодой человек. – О! Будьте осторожны, не вселяйте в мое