После смерти кардинала Пьера де Фуа, папского легата и, следовательно, управляющего Авиньоном и графством Венессен, Людовик сделал все возможное, чтобы поставить на его место своего кандидата против кандидатуры Рима. Конечно, это был совершенно обычный поступок, имевший целью сохранить французское влияние, однако его выбор пал на племянника покойного кардинала, которому было всего пятнадцать лет. Столкнувшись с упорными возражениями, ему пришлось уступить, но он тотчас выставил кандидатом Жан-Луи Савойского, брата королевы Шарлотты, епископа Женевского. Новая неудача только усилила его желание добиться своего. Нескольких высших чиновников посылали одного за другим в Авиньон с настойчивыми инструкциями, в частности, дворецкого Арно де Монбардона и бастарда д'Арманьяка Жана де Лескена, губернатора Дофине; Жан де Рейлак отправился с посольством в Рим. Третьим кандидатом стал брат Жана де Лескена, тоже Жан, архиепископ Ошский, и Людовик многое сделал, чтобы поддержать его и склонить в его пользу авиньонцев. К ним день за днем прибывали королевские агенты с длинными посланиями. Но и тут выбор оказался не слишком удачным, и в конечном счете королю пришлось отступиться. Однако его участие к выходцам из родов Фуа и Арманьяк (Лескен) явно вписывалось в продуманную цепочку: теснее привязать к себе перебежчиков, которые своей изменой навлекли на себя гнев своих родственников.

В деле с Авиньоном король обратился тогда к Бурбонам, которые принимали активное участие во фронде 1465 года, возглавив первую коалицию, но покорились первыми и как будто больше не вынашивали недобрых замыслов. Он явно хотел отблагодарить их и привязать к себе высокими должностями, в то время как прочие лигисты интриговали как никогда. Иоанна II де Бурбона он сделал главным наместником в герцогствах Орлеанском и Беррийском, графстве Блуа, сенешальствах Руэрг, Керси, Лимузен, Перигор и в бальяжах Велэ, Жеводан и Виваре; чуть позднее тот получил должность губернатора Лангедока. Людовик, незаконнорожденный брат Иоанна II, женился на Жанне, внебрачной дочери короля, и стал главным наместником в Нормандии, а потом адмиралом Франции. На должность папского легата в Авиньоне Людовик XI прочил другого брата Иоанна, Карла, архиепископа Лионского... одиннадцати лет от роду; но дело не продвигалось так быстро, как он бы того хотел; папа Павел II тянул время, тогда как король засыпал его письмами, предоставлял гарантии, а Бурбоны доказывали Людовику свою верность: в Перонне Иоанн II и юный архиепископ Карл отдали себя в заложники герцогу Бургундскому.

Павел II умер 26 июля 1471 года, и новый папа Сикст IV прежде всего сообщил, что удовлетворяет желание французского короля; он прислал в Лион через кардинала Виссариона буллу о назначении Карла... постаравшись при этом сократить полномочия легата и круг вопросов, находящихся в его ведении. Сначала Карл де Бурбон был хорошо принят в Авиньоне, попытался мудро править и усмирять ссоры между фракциями, которые тогда вызывали сильные волнения в городе, но вскоре столкнулся со всякого рода противодействием со стороны Сикста IV, изменившего свое мнение, а главное — его племянника Джулиано делла Ровере, назначенного епископом Авиньонским. Ему пришлось покинуть Авиньон; он отправился заседать в Королевский совет и назначил своим наместником своего незаконнорожденного брата Рено де Бурбона, архиепископа Нарбоннского. Но тот не продвинулся дальше Карпантра. Король наотрез отказался дать согласие на смещение своего легата, напомнив, что тот был торжественно провозглашен в таком качестве и папой в Риме, и Джулиано в Авиньоне. Карл де Бурбон и три его брата — адмирал Людовик, Пьер, сир де Боже, и Рено — снова вступили в город и в очередной раз были вынуждены его покинуть.

Непотизму папы, который раздавал своим племянникам и кузенам множество церковных бенефициев, противостояла стратегия короля, который, не тревожась о совмещении должностей, старался наделить ими одно-единственное княжеское семейство, на тот момент дружественно к нему настроенное: четыре брата Бурбонские, законные сыновья и побочный отпрыск, были брошены на завоевание Авиньона!

Принцев, заподозренных в измене или склонности к мятежу, подвергали настоящему полицейскому и судебному преследованию, сажали на скамью подсудимых во время тщательно подготовленных процессов, вплоть до их осуждения и распределения их должностей и владений между людьми, предоставившими достаточно доказательств своей преданности. Просто удивительно, что в плане преследований в Истории сохранились только темница и железная клетка Балю, а не суды над французскими вельможами, которые явно были более зрелищными и имели больший резонанс и более тяжкие последствия, внося глубинные изменения в геополитический пейзаж Франции.

Как и Людовик VI Толстый, который обличал злодеяния «господ-разбойников», Людовик XI предавал общественному порицанию зарвавшихся феодалов. Они никого не уважали, в особенности королевских агентов, и вели себя во главе своих войск как настоящая солдатня, головорезы, разбойники с большой дороги. Подобные обвинения были обычными для королевских чиновников, и множество следственных комиссий пользовались ими напропалую. Шарля д'Арманьяка обвинили не в участии в Лиге общественного блага, а в том, что он воспользовался смутой, чтобы бросить своих людей на разграбление городов и селений в области Ларзак, в ущельях Тарна и Дурби. Говорили, что он издевался над народом «хуже англичан и забирал еду, хлеб, овец, быков, коров, мулов и свиней, если от него не успели отбиться»; хуже того, он «избил королевского пристава, явившегося призвать его к порядку», а в довершение всего «поколотил своего исповедника, когда тот не пожелал отпустить ему грехи». По всей стране сообщили о том, что гасконские и наваррские авантюристы на жалованье у Жана V Арманьяка свирепствовали и разбойничали в 1472 году под Лектуром. Королевский лагерь был разграблен, с захваченными в плен крупными военачальниками — Жаном де Фуа, Пьером де Бурбоном и Пьером де Боже — обходились достойно, но «людей, кои ранее служили господину де Боже стольниками и прочими, принудили служить нагими, без штанов, колпаков и прочих одежд».

Через двадцать лет после учреждения Карлом VII ордонансных рот и запрета частных армий Людовик XI нарочито возобновил этот запрет, «дабы никто, к какому бы сословию ни принадлежал и какой бы властью ни обладал, особливо наши кузены де Фуа, д'Арманьяк, де Немур, сеньор д'Альбре и граф д'Астарак, не смели собирать и содержать войска, не имея на то нашего поручения».

«Мятежники» знали, что король, ведущий войну с бургундцами или предпринимающий военные походы в Рус-сильоне, не мог в любой момент бросить против них все силы. Однако и они не могли долго противостоять государю, который располагал значительными денежными поступлениями, а следовательно, многочисленными военными отрядами на хорошем жалованье, тогда как их собственные отряды таяли, поскольку расходы с каждым годом становились все больше. Управление своим имуществом обходилось дорого, ведь надо было содержать чиновников, агентов, сборщиков податей. Переплетение земельных владений и юрисдикций, такое сложное, что сегодня его попросту невозможно себе представить, вызывало споры о наследстве, присвоение и захват соседних земель; эти споры не всегда можно было уладить полюбовно, совсем наоборот. В последние годы правления Людовика XI дом Альбре вел в суде семьдесят тяжб. А эти тяжбы требовали огромных денег. Некоторые оставались незавершенными до самой смерти истца; их наследовали дети. Знатным семьям приходилось содержать при судах бальи и сенешалей, а при Парламенте — множество стряпчих и поверенных. Все более частые, почти систематические обращения к королевскому правосудию порождали множество финансовых проблем.

Непросто было управлять владениями, расположенными очень далеко друг от друга, не показываясь в них; приходилось на месте разбирать споры, выслушивать жалобы и обвинения. В 1483 году Ален д'Альбре в апреле жил в Туре, в июле — в Амьене, Амбуазе и Сегюре (Лимузен), в августе — в Монтиньяке и Нераке, в сентябре — в Тулузе, в октябре — в Блуа, наконец, в декабре — в Нотр-Дам-де- Клери и Туре. Более того, крупные вельможи, подобно королю, содержали роскошные дворы. Многие авторы, а уж тем более историки видели в расходах на богатые одежды, шелка и меха, на ловчих соколов и охотничьих собак, на празднества и на пожертвования церквям за все возрастающее количество месс