будет.

— А операция позволит избежать паралича? — Чарли вдруг жутко затошнило, но он постарался сдержаться.

Боже, что они тут обсуждают! Торгуются, как будто выбирают на базаре морковку, лук и яблоки… «будет она вертеть головой или двигать руками и ногами»… О Боже!

Доктор принялся осторожно объяснять:

— Ходить она все равно больше не сможет, мистер Петерсон, но если сделать операцию, то мы можем спасти ее от еще худших бед. Даже при благоприятном исходе нижняя часть тела все равно будет парализована, но, если нам повезет, мы сумеем спасти мозг. Если поспешить, то она не превратится в овощ.

Он колебался всего мгновение, но это мгновение показалось Чарли нескончаемым.

— Однако риск велик, — продолжал врач. — Она очень слаба и может не выдержать. Я ничего вам не обещаю.

— Значит, на карту поставлено все, да?

— В общем‑то, да. И честно говоря, в любом случае — сделаем мы для нее что сможем или нет, — она вовсе не обязательно переживет эту ночь. Состояние ее сейчас критическое.,

Чарли ошеломленно кивнул. Он внезапно осознал, что сейчас все зависит от его решения, и безумно пожалел о том, что выдал себя за брата Саманты. Чарли знал, что отчим и мать Сэм живы, но уже не мог пойти на попятную… дело зашло слишком далеко, и потом… у нее ведь никого нет ближе него!.. О бедная, милая Сэм!

— Вы ждете от меня ответа, доктор?

Мужчина в белом халате кивнул: — Жду.

— Когда?

— Прямо сейчас.

«Но откуда мне знать, хороший вы хирург или нет?» — хотел спросить Чарли.

«А разве у тебя есть выбор?» — возразил ему внутренний голос.

Отказ от операции означал, что Сэм умрет… умрет, и от нее останутся только копна белокурых волос и тело с переломанными костями, а разум, душа — все это куда‑то денется… Чарли чуть не задохнулся. Если же пойти на операцию, то можно… можно ее убить… но с другой стороны… если Сэм выживет, то останется прежней. Это будет прежняя Сэм, пусть и в инвалидной коляске.

— Вперед!

— Простите, я вас не понял, мистер Петерсон.

— Оперируйте. Оперируйте, черт побери! Да оперируйте же ее поскорее! — заорал Чарли.

Доктор поспешно ушел, а Чарли повернулся к стене и принялся колотить по ней кулаком. А когда прекратил, то пошел купить сигарет и кофе. После чего забился в угол, словно испуганный зверек, и затравленно глядел на часы. Так прошел час… два… три… четыре… пять… шесть… семь… Вернувшись в два часа ночи, врач наткнулся на Чарли, который сидел с расширенными от ужаса глазами и почернев от тоски: он был уверен, что Сэм умерла. Она умерла, а ему никто не сообщил. За всю свою жизнь Чарли не испытывал подобного страха. Он твердил себе, что Сэм погибла из- за его идиотского решения. Нужно было запретить операцию, он должен был позвонить ее бывшему мужу… или матери… или самому Господу Богу! Как можно принимать решение, не подумав о последствиях!.. Но доктор требовал ответа немедленно…

— Мистер Петерсон?

— А? — Чарли был как будто в трансе.

— Мистер Петерсон, с вашей сестрой все в порядке. — Врач ласково тронул Чарли за плечо.

Чарли кивнул. Кивнул раз, другой, и из глаз его хлынули слезы. Он стиснул доктора в объятиях.

— Боже мой!.. Боже мой! — причитал Чарли. — А я думал, она умерла…

— Нет — нет, все хорошо, мистер Петерсон. Вы можете вернуться домой и немного отдохнуть, — сказал врач и вдруг вспомнил, что они все из Нью — Йорка. — Вам есть где остановиться?

Чарли покачал головой, и врач написал на бумажке название гостиницы.

— Попробуйте обратиться туда.

— А как Сэм?

— Я пока мало что могу вам сообщить. Сами знаете, что было поставлено на карту. Мы сделали, что смогли. С шеей у нее будет все нормально. Ну а ниже… как я вас и предупреждал, ходить она не сможет. Однако я почти уверен, что мозг не поврежден. Ни при падении, ни под воздействием давления костей, которое наблюдалось до операции. Однако надо подождать. Операция длилась очень долго. — Это было видно по его лицу. — Мы должны подождать.

— Сколько?

— С каждым днем картина будет проясняться. Если она доживет до утра, шансы сильно повысятся.

Чарли вдруг что‑то сообразил и поднял на доктора глаза.

— А если… если она будет жить, то сколько пролежит в больнице? Когда мы сможем ее перевезти в Нью — Йорк?

— О… — протянул доктор, уставившись в пол. Потом снова посмотрел на Чарли в упор. — Я, признаться, не знаю, что вам ответить. Скажем, так: если все пройдет без сучка без задоринки, мы сможем отправить ее на вертолете «скорой помощи» месяца через три — четыре.

Значит, три — четыре месяца.

— А потом? — отважился прошептать Чарли.

— Сейчас рано даже думать об этом, — сердито буркнул врач, — но ей придется провести в больнице по меньшей мере год, мистер Петерсон. А может, и больше. Работы еще непочатый край.

Только тут Чарли наконец начал понимать, сколько еще мучений предстоит Саманте.

— Но сейчас главное, чтобы она пережила эту ночь, — повторил доктор и ушел, а Чарли остался один и, снова забившись в угол, принялся ждать своих коллег, которые должны были приехать из Стимбоут — Спрингс.

Появившись в половине четвертого утра, они увидели, что Чарли крепко спит, уронив голову на грудь и тихонько похрапывая. Его разбудили и забросали вопросами. Он рассказал все, что ему было известно. Коллеги выслушали Чарли в гробовой тишине, а потом так же молча отправились в гостиницу. Зайдя к себе в номер, Чарли уселся у окна и в полном отчаянии уставился невидящим взглядом на Денвер. И только когда Генри и его приятель пришли к нему в комнату и сели рядом, Чарли смог расслабиться. Боль, ужас, тревога, угрызения совести, смятение и тоска вырвались наконец наружу, и он почти час рыдал в объятиях Генри. И с того момента Чарли и эти люди, просидевшие с ним всю ночь напролет и дарившие ему утешение, стали друзьями. Чарли не помнил другой такой темной ночи, но когда наутро они позвонили в больницу, Генри — теперь уже не Чарли, а Генри — заплакал от радости, уткнувшись лицом в ладони. Саманта была жива!

На следующий день после несчастья, постигшего Сэм, съемочная группа уехала, но Чарли после долгих переговоров с Харви решил‑таки остаться. Сколько он сможет пробыть с Самантой, Чарли не знал, ведь он не мог оставить Мелли одну с четырьмя детьми на неопределенное время, однако он понимал, что сейчас уехать от Сэм просто нельзя. Она одна в незнакомом городе, и жизнь ее висит на волоске. Узнав о случившемся, Харви впал в состояние шока. Он легко разрешил Чарли задержаться в городке. Но при этом сказал, что нужно позвонить в Атланту матери Сэм. Кроме нее, у Саманты нет больше родственников, и мать имеет право знать, что ее единственная дочь лежит сейчас в денверской больнице с переломанным позвоночником. Но когда Чарли попытался с ней связаться, выяснилось, что мать с новым мужем уехали на месяц в Европу и поделать ничего нельзя. Впрочем, Чарли знал, что Сэм не особенно в ладах со своей матушкой; отчима она считала болваном, а родной отец Саманты давно умер. Так что больше звонить было некому. Разумеется, к тому времени Чарли уже позвонил Мелли, которая, услышав ужасную новость, разрыдалась, как дитя.