— Как твои дети?

— Прекрасно! — Чарли слегка замялся, но потом поспешил поинтересоваться, как поживает она: — Надеюсь, ты там скачешь на лошадях до изнеможения?

— До полного… Чарли, ты мне лучше расскажи, что у вас происходит! — Саманте вдруг захотелось знать все — все, от глупых сплетен до того, кто из клиентов пригрозил обратиться в другое рекламное агентство.

Рассказывай о себе. — Чарли резко посерьезнел, и Сэм улыбнулась. — Ты счастлива там, Сэм? У тебя все нормально?

— Все чудесно, — заверила его Саманта и добавила с легким вздохом: — Хоть мне и неприятно в этом признаваться, но я правильно поступила, приехав сюда. Пожалуй, мне действительно нужно было такое радикальное средство. Я уже целых две недели не смотрю шестичасовой выпуск новостей.

— О, это уже что‑то! Если ты просыпаешься в половине пятого, то, должно быть, в шесть вечера уже дрыхнешь без задних ног.

— Не совсем так, но довольно близко к истине.

— А как твоя подруга? Ее зовут Кэролайн, да? Как лошадки? Все о'кей? — Чарли говорил как типичный житель Нью — Йорка, и Саманте стало смешно, когда она представила себе, как он попыхивает сигарой и глядит в пространство, сидя в пижаме и банном халате… А может, он вдобавок щеголяет в чем‑то, что подарили ему на Рождество сыновья: в бейсбольной шапочке, перчатках или полосатых красно — желтых носках?

— У нас все прекрасно. Дай мне поговорить с Мелли.

Мелинда подошла к телефону и, не заметив, что Чарли подает ей знаки, почти сразу же выложила Сэм все новости. Она ждет ребенка. Он должен родиться в июле, а она только на этой неделе узнала, что беременна. На какую‑то долю секунды возникла странная пауза, а потом Сэм принялась бурно поздравлять друзей. Чарли закрыл глаза и застонал.

— Зачем ты ей сказала? — прошипел он, обращаясь к жене, которая пыталась как ни в чем не бывало продолжить разговор с Сэм.

— А зачем скрывать? Все равно она узнает, когда вернется, — прошептала в ответ Мелинда, прикрыв ладонью микрофон, а затем, убрав руку, снова затараторила: —Дети? Они в один голос твердят, что хотят еще одного братика, но я лично хочу девочку, и если это не получится, то все, я больше пытаться не буду!

Чарли нетерпеливо замахал на жену руками, заставил ее быстро распрощаться и отобрал у нее трубку.

— А почему ты мне этого не сказал, приятель? — Сэм старалась говорить беспечно, но всякий раз, когда она слышала подобные известия, они неизбежно задевали ее за живое. Ты боялся, что я этого не перенесу? Но ведь я же не душевнобольная, Чарли! Я просто пережила развод — и все! Это совсем не одно и то же.

— Да кому интересны такие новости?! — В голосе Чарли звучали грусть и беспокойство.

— Тебе, — Саманта говорила совсем тихо. — И Мелли. И мне. Вы же мои друзья. Она правильно сделала, что сказала. Поэтому, пожалуйста, не кричи на нее, когда повесишь трубку.

— А почему бы и не покричать? — виновато ухмыльнулся Чарли. — Ее нужно держать в тонусе.

— В некотором смысле ты так и делаешь, Петерсон. Слава Богу, что тебе хотя бы платят прилично. А то на твою ораву денег не напасешься.

— Да уж, — довольно хмыкнул Чарли. — Это верно. — Он надолго умолк, потом сказал: — Ладно, детка, не обижай лошадок и звони нам, если что будет нужно. И вот что, Сэм… — В разговоре вновь возникла тягостная пауза. — Ты должна знать: мы все о тебе думаем и очень скучаем. Ты ведь это знаешь, да?

Саманта кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и к ее глазам подступили слезы.

— Да, знаю, — наконец произнесла она сдавленным шепотом. — Я тоже по вам скучаю. Счастливого Рождества!

Улыбнувшись сквозь слезы и послав Чарли воздушный поцелуй, она повесила трубку. После этого просидела на кухне почти полчаса, кофе остыл в чашке, а она замерла, уставившись в стол, и ее мысли и сердце были за три тысячи миль от ранчо, в Нью — Йорке. Когда Саманта очнулась, за окнами уже брезжил рассвет, ночное небо побледнело и стало не темно — синим, а бледно — серым. Саманта поднялась со стула и, взяв чашку, медленно побрела к мойке. Некоторое время она стояла, как изваяние, а затем отчетливо поняла, что ей сейчас нужно. Саманта решительно пересекла холл, тихо собралась, надела два свитера, куртку и ковбойскую шляпу, которую дала ей за несколько дней до этого Кэролайн, и, оглянувшись напоследок — ей хотелось убедиться, что она никого не разбудила, — потихоньку выскользнула из дому, бесшумно притворив за собой входную дверь.

Саманта в считанные мгновения добежала до конюшни и остановилась в паре футов от стойла Красавчика. Оттуда не доносилось ни шороха, и она решила, что он, наверное, еще спит. Черный как смоль гигант с блестящей шкурой, на котором ей внезапно захотелось покататься… Саманта тихо открыла одну створку воротец и, войдя, погладила коня по шее и бокам, шепча ему ласковые слова, которые обычно нашептывают младенцам. Конь уже проснулся, однако не проявлял ни малейшего беспокойства. Казалось, Черный Красавчик ждал ее прихода: он многозначительно поглядел на нее из‑под колючих черных ресниц, и Саманта, улыбнувшись ему, выскользнула из стойла, сходила за седлом и уздечкой и вернулась к коню. В конюшне до сих пор не было ни души, так что никто не видел, как она пришла.

Когда спустя несколько минут Саманта медленно вывела жеребца на утреннюю прохладу, в просторном дворе тоже никого не оказалось. Она подвела Черного Красавчика к ближайшему строению и быстро вскочила в седло. Устроившись поудобнее и натянув поводья, Саманта направила коня к уже знакомым холмам. Она точно знала, где ей хочется покататься, за несколько дней до этого она увидела в лесу дорожку и теперь мечтала поехать по ней. Сначала она ехала не спеша, но потом, почувствовав, что могучему коню не терпится как следует размять ноги, Саманта разрешила ему перейти с рыси на галоп, и он помчался навстречу восходящему солнцу. Это было упоительное чувство: Саманта крепко сжимала коленями бока Красавчика, и он без труда перепрыгивал через низкие кусты, а затем перемахнул и через узкий ручеек. Саманта вспомнила, как она в первый раз совершила прыжок на Черном Красавчике, но сказала себе, что теперь это совсем другое дело. Она не рискует и не злится. Ей просто хочется слиться с Черным Красавчиком в единое целое, чтобы у них было общее тело и одна душа. Саманта чувствовала себя героем античного мифа или индийской легенды. Она заставила коня остановиться на вершине холма и следила за солнцем, которое едва появилось над горизонтом. И лишь когда сзади раздался топот копыт, Сэм поняла, что кто‑то ехал за ней следом. Поняла — и удивленно обернулась.

Однако, увидев пинто, сотворенного, казалось, из черного дерева и оникса, а на нем — Тейта Джордана, Саманта в общем‑то не особенно изумилась. Он тоже напоминал героя легенды, явившегося из прошлого или свалившегося с утреннего неба, в котором уже яростно полыхал золотой огонь.

Тейт во весь опор мчался на нее, мчался с какой‑то почти свирепой решимостью, но в последний момент вдруг свернул и остановился рядом. Саманта настороженно покосилась на Тейта, толком не зная, что увидит в его глазах, боясь, что он снова рассердился и испортит ей радость. Ей было боязно, что дружба, зародившаяся лишь накануне вечером, так быстро оборвется. Однако в темнозеленых глазах, пристально смотревших на нее, она увидела не злость, а нежность. Тейт ничего не говорил. Он молча глядел на нее, а потом кивком подозвал ее и поехал вперед. Она поняла, что он предлагает следовать за ним, и они поскакали вместе. Черный Красавчик без труда преодолевал встававшие на пути препятствия, взбирался на холмы, спускался в небольшие долины, и наконец они оказались в совершенно незнакомом месте. Саманта тут еще не бывала. Здесь голубело маленькое озерцо, на берегу которого стоял домик, и когда они, перебравшись через последний холм, увидели это, Тейт остановил взмыленного коня. Обернувшись, Тейт посмотрел на Саманту с улыбкой, и она ответила ему тем же, глядя, как он натягивает поводья и спрыгивает на землю.

— Мы все еще на ранчо?

— Да. — Тейт поднял голову и взглянул на Саманту. — Оно кончается вон там, за прогалиной.

Прогалина начиналась сразу же за домиком.