с каждым, кто вступает на тропу войны. Я несколько раз пытался говорить с ним, но ирокезов он любит не больше, чем белых. Его воины успокоятся только тогда, когда захватят богатую добычу и привяжут к своим седлам достаточно скальпов.

Пока же я не вижу способа его остановить или помешать ему, если только не начнется большая война, в которую будут вовлечены сразу несколько больших племен. Но никто — ни белые, ни краснокожие — этого не хочет.

Франсуа очень хорошо представлял себе возможные события, и в данном случае его симпатии принадлежали обеим сторонам почти что в равной степени, хотя обычно он сочувствовал индейцам больше, чем белым. В конце концов, это была их земля.

— А это не опасно — вести переговоры с этим Голубым Камзолом? Ведь вы для него скорее белый, чем ирокез, — с опаской спросила Сара, и Франсуа чуть-чуть улыбнулся, почувствовав в этом вопросе искреннюю заботу и сочувствие.

— Я думаю, что для него это не имеет значения, Сара. Самое главное, что я не принадлежу к шауни — для Голубого Камзола это достаточно веская причина, чтобы раскроить мне череп. Он — отважный воин, но его сердце отравлено гневом и жаждой мести, — сказал Франсуа очень серьезно и даже, кажется, с некоторой долей то ли уважения, то ли страха, который показался Саре вполне уместным.

Вождь Голубой Камзол был, пожалуй, единственным, кто не боялся ввергнуть свой народ в новую большую войну.

Они еще долго говорили об этих и других вещах.

Когда они снова вышли наружу, жара спала, и Сара предложила Франсуа прогуляться к водопаду. Это был ее собственный маленький ритуал, которым она почти никогда не пренебрегала. Франсуа ответил легким кивком, и оба направились по знакомой тропе.

Вскоре вдали послышался шум воды, деревья расступились, и водопад предстал перед ними во всей своей красе. Сара забралась на свое любимое местечко на скале, и Франсуа некоторое время с невыразимой нежностью смотрел сверху вниз на ее узкую спину и склоненную голову. Он хотел сказать Саре, что часто думал о ней и что ему очень хотелось увидеть ее снова, но он молчал. Он просто стоял рядом с ней, и это ощущение близости вознаградило его за долгую разлуку.

Так, думая каждый о своем, они провели у водопада довольно много времени. Сара то и дело бросала на Франсуа незаметные взгляды. Кожа Франсуа от долгого пребывания на жарком солнце стала бронзово- красной, резкие от природы черты заострились еще больше, темные глаза провалились, а высокие скулы обозначились четче. Постороннему человеку трудно было бы представить, что он принадлежит к белой расе. Смотреть на Франсуа Саре было приятно. Он был другом, которому она доверяла, и, когда они возвращались к дому, она даже не отстранялась, когда его загорелая сильная рука касалась ее локтя.

Когда они вышли на поляну, Сара невольно замедлила шаги.

— Значит, вы еще не были в Дирфилде? — спросила она негромко. — Вы хотите остановиться у полковника в гарнизоне?

— Да, — коротко ответил Франсуа, внимательно глядя на нее. — Я встречаюсь там с моими людьми.

— Может быть, вы согласитесь поужинать со мной? — предложила Сара, и Франсуа с радостью согласился. Он вполне мог переночевать в лесу или у Сары на сеновале, а рано утром выехать в гарнизон. Полковник Стокбридж не ждал его точно в назначенный день, поскольку путешественника всегда могли задержать в дороге какие-то чрезвычайные обстоятельства.

.

До ужина оставалось еще время, и Франсуа, ловко раскинув на опушке сплетенные из конского волоса силки, поймал в них несколько кроликов.

Сара приготовила из них нежнейшее рагу с овоща ми со своего огорода, и мальчики-работники наелись так, что с трудом смогли встать из-за стола.

После обеда они ушли, чтобы заняться работой, а Сара и Франсуа остались вдвоем в ее маленькой уютной кухне. Они еще долго разговаривали о всяких вещах, а когда совсем стемнело — вышли на поляну, залитую белым светом полной луны. Потом черное небо прочертила падающая звезда, и Франсуа сказал, что, по поверьям индейцев, это добрый знак.

— Вам будет хорошо здесь, Сара, — сказал он, поглядев на нее. — Индейцы верят, что увиденная в полнолуние падающая звезда приносит счастье.

— Я счастлива, — ответила Сара искренне. У нее действительно было все, о чем она когда-либо мечтала, и ничего сверх этого Сара не хотела.

— Но ваша жизнь здесь только начинается, — не согласился с ней Франсуа. — Вам предстоит совершить многое, набраться новых знаний и опыта и передать вашу мудрость другим.

Он говорил как настоящий индеец, и Сара невольно улыбнулась, хотя она не очень-то и поняла, что имеет в виду Франсуа.

— У меня нет никакой особенной мудрости, Франсуа. Во всяком случае, такой, которой стоило бы с кем- либо делиться. Все, чего я хочу, это жить своей собственной жизнью, не причиняя никому зла. Я заслужила спокойную жизнь.

Действительно, она приехала в Новый Свет для того, чтобы залечить свои раны, а не для того, чтобы поучать других, но Франсуа, кажется, был с ней не совсем согласен.

— Вы пересекли огромный океан на крошечном суденышке — одного этого вполне достаточно, чтобы понять: вы — очень храбрая женщина. И мне кажется, Сара, что вы не должны прятаться от всех в этой глуши.

Сара только пожала плечами. Чего он, в самом деле, от нее ждал? Она не могла проповедовать ирокезам веру Христову, не могла даже вести переговоры с Голубым Камзолом и встречаться с президентом, как он. Она не могла научить ничему особенному даже двух мальчишек, которые работали у нее, потому что не знала, что может им пригодиться, а что — нет. В конце концов, Патрик и Джон были уроженцами этой страны и знали ее гораздо лучше, чем она. Так о чем же он говорит, этот странный, непонятный человек?

— Я хотел бы когда-нибудь познакомить вас с Красной Курткой, сахемом ирокезов, — сказал Франсуа, еще больше удивив ее.

— Зачем? — спросила Сара, изумленно приподнимая брови.

— Он — великий воин и оратор, — последовал ответ. — Вам будет интересно поговорить с ним.

Предложение Франсуа удивило Сару, оно даже разожгло в ней огонь любопытства. В конце концов, подумала Сара, она ничем не рискует, ведь рядом с ней будет Франсуа.

— Пожалуй, я не откажусь, — задумчиво ответила Сара.

— Индейские врачеватели мудры, как ты, — таинственно ответил Франсуа. Сегодня он говорил странно — загадками, и Сара почувствовала, как растет и крепнет меж ними связь, зародившаяся еще в прошлый его приезд.

Они долго стояли в лунном свете, и Сара ощущала в душе какой-то странный трепет. Вокруг них лежал притихший, затаившийся, но живой, наполненный мир, в котором каждую минуту что-то происходило, и точно так же что-то происходило с ними обоими. Франсуа даже не прикасался к ней — напротив, он как бы намеренно держался от нее на некотором расстоянии, — и все же Сара чувствовала себя так, словно он медленно притягивает ее к себе. Она знала, что не должна уступать ему, но это было выше ее сил. Невидимый, но могучий поток нес ее куда-то в неизвестность, и Сара решила отдаться на волю этого таинственного течения, хотя сердце ее замирало от сладкого ужаса.

Прошло еще сколько-то времени, прежде чем они снова вернулись во двор ее дома, где стоял навес для хранения сена. Остановившись возле него, Франсуа взял ее руки в свои и легко прикоснулся к ним губами. Это было движение из другой, прошлой жизни — так он поступил бы, если бы они встретились во Франции, — и оба почувствовали это. Франсуа тотчас вскинул на нее глаза, словно спрашивая, не допустил ли он бестактность, и Сара чуть заметно покачала головой. В этом человеке было что-то и от свирепого ирокеза, и от галантного француза, бесстрашного воина и миссионера-миротворца. Он был то прост и понятен, то многозначителен и загадочен, как средневековый мистик, и Сара терялась в догадках, каков же Франсуа де Пеллерен на самом деле.

Пожелав Саре спокойной ночи, Франсуа отправился на сеновал, а Сара вернулась в дом.