сделать хоть что‑то, чтобы матери стало лучше, но никакого особенного успеха не достигли. С каждым днем Аманда все больше погружалась в пучину отчаяния, а ее безразличие к окружающему было пугающим.

Ранним воскресным утром, пока Аманда еще спала, сестры спустились в ресторан отеля, чтобы позавтракать и обсудить создавшееся положение.

— По‑моему, у мамы настоящая депрессия, — заявила Луиза, жуя ломтик черничного кекса. — Ее надо уговорить сходить к врачу. Может быть, он пропишет ей курс прозака или валиума. Ей бы стоило показаться психоаналитику. Говорят, они делают настоящие чудеса — только нужен хороший аналитик, а не шарлатан.

Джен в ответ только покачала головой:

— Боюсь, это не принесет маме никакой пользы. Я считаю, что ей нужно чаще выходить и встречаться с подругами. На прошлой неделе я случайно встретила миссис Оберман, и она сказала, что не видела маму с того самого дня, как умер отец. А ведь с тех пор прошло уже почти полгода. Не может же мама просто сидеть у себя в доме и плакать. Нам необходимо придумать ей занятие, которое отвлекло бы маму от…

— А ты не подумала о том, что маме, возможно, вовсе не нужно, чтобы что‑то отвлекало ее от этих мыслей и переживаний? — ответила Луиза, глядя прямо в глаза сестре и в который уже раз гадая, есть ли у них что‑то общее, или они совсем разные люди. — Ты же знаешь, что отец наверняка хотел бы именно этого — чтобы мама сидела в четырех стенах и плакала. Я просто уверена, что, если бы он был заранее осведомлен о дне и часе своей смерти, он оставил бы на этот счет специальное распоряжение. Или завещал бы похоронить маму вместе с собой.

— Прекрати сейчас же говорить гадости о папе! — вспыхнула Джен. — Ты не хуже меня знаешь, что он хотел видеть маму счастливой и терпеть не мог, когда ее что‑то огорчало.

— Или, иными словами, он терпеть не мог, когда у мамы появлялась своя собственная жизнь. Он хотел только одного: чтобы Аманда растила нас, следила за нашими успехами в школе, в балетном классе или играла в бридж с женами его деловых партнеров. Я уверена, что подсознательно отец очень хотел, чтобы, когда он умрет, мама была бы несчастна. И, надо сказать, он своего добился. В общем, ей просто необходимо срочно показаться психоаналитику, иначе я просто не знаю, что будет, — закончила Луиза резко.

— Почему бы нам не устроить ей что‑то вроде каникул и не свозить ее куда‑нибудь на курорт? Перемена обстановки может подействовать на нее так же, как и сеансы психоанализа, — предложила Джен, которой ничего не стоило уйти из галереи, где она работала, но Луиза не могла себе представить, на кого она оставит детей.

— Может, лучше в сентябре, когда они снова пойдут в школу? — спросила она. — Тогда мы могли бы свозить маму в Париж, в Рим, в Венецию…

— Хорошо, — сразу согласилась Джен, которой было, в общем, все равно, но, когда они предложили Аманде этот вариант, она только покачала головой.

— Я не могу уехать сейчас, — твердо сказала она. — Мне нужно еще многое сделать… Вы же знаете, что незадолго до смерти Мэтт задумал привести в порядок наш особняк, но не успел… Я должна довести это дело до конца — хотя бы для того, чтобы оно не тяготило меня. Кроме того, через месяц надо будет официально оформлять все бумаги на наследство. Короче, сейчас ни о какой поездке не может быть и речи.

Но все трое знали, что это обычная отговорка. Аманда упорно не хотела возвращаться в мир, потому что в нем не было Мэтта.

— Пусть этим займутся юристы, мама, — предложила практичная Луиза. — Такие вещи лучше делать через адвокатскую контору. Собственно говоря, иного способа просто не существует, а от того, будешь ты в это время в Лос‑Анджелесе или в Париже, ровным счетом ничего не изменится. А уехать тебе будет только полезно. Ты отдохнешь, наберешься сил…

Аманда на некоторое время задумалась, потом снова покачала головой, и на глазах у нее показались слезы.

— Я не хочу никуда ехать, не хочу отдыхать, — сказала она откровенно. — Я буду чувствовать себя виноватой перед ним…

— Виноватой? Да в чем ты можешь быть виновата? В том, что потратишь немного денег? Но ведь Мэтт зарабатывал их для тебя, а не ради собственного удовольствия. К тому же путешествие в Париж обойдется не так уж дорого, и ты вполне можешь себе это позволить…

На самом деле Аманда могла позволить себе не одно, а десять путешествий, и не в Париж, а вокруг всего света — дело тут было не в деньгах. Дело было в том, что она просто не хотела никуда ехать.

— Я… Мне кажется, что я не имею права ехать куда‑нибудь без него. Мы всегда и везде ездили вместе, а теперь… Развлекаться, жить в свое удовольствие, когда его нет рядом, — это не для меня. Это будет… эгоистично и нечестно по отношению к нему, к его памяти!

Тут Аманда снова заплакала, но дочери продолжали внимательно смотреть на нее, словно ожидая, что она еще скажет.

— Почему… Почему судьба так несправедливо обошлась со мной? — всхлипнула Аманда. — Почему он умер, а я нет? Это несправедливо, несправедливо!..

Аманда даже ногой топнула, а Луиза и Джен переглянулись в тревоге. Мать впервые говорила с ними о том, что она на самом деле чувствовала. Это был комплекс вины, который часто поражает пережившего супруга или родителей, потерявших своих детей. С этим мало что можно было поделать, однако и Джен, и Луиза хорошо знали, чем чревато подобное состояние.

— Так уж получилось, мам, — негромко сказала Джен. — Так вышло, и ничего тут не поделаешь. В этом никто не виноват — ни ты, ни он, и никакой другой человек. Раз уж судьба так распорядилась, тебе нужно смириться и жить дальше. Жить для себя… для нас, для внуков. Подумай об этом, мама. Если не хочешь в Париж, давай съездим на пару недель в Нью‑Йорк, в Майами, в Сан‑Франциско, наконец… Куда угодно, лишь бы не сидеть на одном месте. Вот увидишь, ты вернешься совсем другим человеком! Я уверена, что папа сказал бы тебе то же самое, если бы мог. Нельзя отказываться от жизни, пока живешь, — это неправильно.

Но Аманда ничего не сказала и только покачала головой. Сестры еще несколько раз пытались поговорить с ней на эту же тему, но у них так ничего и не вышло. Аманда была еще не готова к тому, чтобы вернуться к нормальной жизни. Скорбь ее оставалась слишком глубока, а рана слишком свежа, чтобы она могла думать о чем‑то, кроме своей потери. Мысль о том, чтобы по‑прежнему находить в жизни удовольствие, казалась ей кощунственной.

С тем они и вернулись в Лос‑Анджелес.

— Как мама? — спросил Пол, прилетевший из Нью‑Йорка вечером того же дня. — Как у нее дела? Лучше?

— Хуже, — печально ответила Джен, которая встретила мужа в аэропорту, чтобы отвезти домой. — Откровенно говоря, она совсем расклеилась. Луиза считает, что ей нужно начать принимать прозак, а я… я просто не знаю. У меня такое ощущение, что она твердо решила как можно скорее отправиться вслед за папой.

— Не исключено, что именно этого он и хотел бы, — заметил Пол. — И Аманда это знает.

Они с Джен уже несколько раз ссорились из‑за этого, однако Пол продолжал держаться мнения, что Мэттью Кингстон был слишком эгоистичен. И Джен, хотя и не признавала этого открыто, начинала понемногу склоняться к мысли, что влияние ее отца на Аманду было, пожалуй, слишком велико.

— Ты говоришь совсем как моя сестра, — все же огрызнулась она. — Знаешь, я хочу спросить тебя кое о чем…

Она на мгновение отвлеклась от дороги, чтобы посмотреть на него, и Пол улыбнулся в ответ. За время своего пребывания в Нью‑Йорке он успел соскучиться по жене и был искренне рад видеть ее.

— Спрашивай, — кивнул он. — Впрочем, я, кажется, уже догадался… Ты хочешь, чтобы я свел Аманду с моим отцом? Нет проблем, дорогая, я все устрою. Джек не будет против, вот увидишь!

Это была настолько дикая идея, что Джен даже не рассердилась. Губы ее дрогнули в улыбке, но