Как Джен и предвидела, это предложение потрясло и возмутило ее мать до глубины души. Казалось, на мгновение она даже забыла о смерти мужа.

— Ты, наверное, просто не понимаешь, что говоришь. Это настоящее безумие!

— Безумие — это то, чем ты занималась весь этот год, — жестко возразила Джен, которой не терпелось закрепить свой нежданный успех. — Ну же, мамочка, сделай это для меня! Тебе вовсе не обязательно танцевать там и быть гвоздем программы. Приличное платье, немного косметики — и ты вполне готова. Если хочешь, я могу помочь тебе уложить волосы. Мы поедем вместе, так что тебе не будет там ни скучно, ни одиноко. Пожалуйста, мам, Пол будет просто счастлив!

— А может, нам лучше просто сходить в ресторан? — неожиданно засомневалась Аманда. — Мы поедем в «Спаго», все втроем. Я уверена, что Полу там очень понравится…

— Это мы сделаем в другой раз, — ответила Джен самым решительным тоном. — А сегодня я хочу, чтобы ты поехала с нами. Нам вовсе не обязательно оставаться там до вечера. Думаю, на первый раз вполне достаточно будет получаса. Главное, чтобы ты отважилась на этот шаг… Сделай это для меня, пожалуйста. Для меня, для Лу… для папы, наконец. Он бы очень расстроился, если бы узнал, что ради него ты заточила себя в четырех стенах. Я уверена — он хотел бы, чтобы ты была счастлива. Ну, что скажешь?

Она смотрела на мать затаив дыхание. Аманда задумалась; было видно, что она все еще колеблется. В какое‑то мгновение она нахмурилась, и у Джен упало сердце — она была совершенно уверена, что все зря и что мать никуда не поедет ни сегодня, ни вообще когда‑либо.

Аманда неожиданно выпрямилась и серьезно посмотрела на дочь.

— Ты действительно уверена, что твой отец хотел бы этого? — спросила она строго, и Джен уверенно кивнула. Удивительно, подумала она, как много, оказывается, может значить для тебя мнение другого человека, пусть этого человека уже давно нет на свете.

— Абсолютно, мама.

Это была ложь, но Джен очень хотелось, чтобы Аманда поверила ей.

— Хорошо. — Аманда кивнула и, повернувшись на каблуках, направилась в спальню. Джен последовала за ней, не смея спросить мать, что же она в конце концов решила. Аманда уже включила свет в гардеробной. Судя по звукам, которые доносились до Джен, ее мать перебирала висящие на вешалке платья. Прошло минут пять, прежде чем она снова появилась в комнате, держа перед собой вешалку, на которой висело строгое черное платье.

— Что ты на это скажешь? — спросила она у дочери, которая смотрела на нее во все глаза, не веря, что она все‑таки сумела сделать это, сумела пробиться к матери сквозь стену горя и отчаяния, которой Аманда отгородилась от всего мира. Только сейчас Джен поняла, как сильно она рисковала, огорошив мать неожиданным предложением пойти на вечеринку, но все, слава богу, кончилось хорошо. Ей, кажется, удалось вырвать Аманду из дома, где мать твердо решила провести остаток своих дней. Фигурально выражаясь, Джен сумела вытащить мать живой из могилы мужа, куда та добровольно уложила себя год назад.

— Не слишком ли официально? — спросила Джен и задумчиво прищурилась. Платье совершенно не годилось для вечеринки, но Джен боялась спугнуть свою удачу. Войдя в гардеробную вслед за матерью, она быстро огляделась. — Ну‑ка, взгляни на это, — сказала Джен, взяв с вешалки темно‑пурпурное платье, которое, как помнила Джен, Аманда когда‑то очень любила. — Примерь, не будет ли оно на тебе висеть — ведь ты стала такая… изящная, — поспешно добавила она, боясь, что Аманда снова начнет задумываться и сомневаться.

— Я стала худая, как кочерга, так будет точнее, — ответила Аманда, качая головой. Она не собиралась надевать это платье, и Джен сразу поняла — почему. Мэттью очень любил, когда Аманда надевала красное или пурпурное.

— А как насчет… — начала Джен, но Аманда уже высмотрела на вешалке очень красивое платье цвета морской волны. Когда‑то оно было ей немного тесновато, но сейчас сидело просто идеально, к тому же бирюзовый цвет всегда оживлял Аманду. В нем она снова стала похожа на кинозвезду, которой когда‑то была, и Джен не сдержала восхищенного вздоха.

— Отлично, ма! — сказала она матери, примерявшей платье перед зеркалом.

К платью Аманда надела темно‑синие туфли на высоком каблуке и серьги с сапфирами. Волосы она зачесала назад и собрала в тугой узел, который был своего рода фирменным знаком кинозвезды Аманды Роббинс. Косметики она положила так мало, что, на взгляд Джен, макияж был совершенно незаметен.

— Глаза не подводи, мам, — схитрила она. — Они у тебя и так потрясающие. А вот немного румян не помешало бы. Впрочем, тебе решать…

Аманда критически покосилась на свое отражение в зеркале и кивнула:

— Да, пожалуй, но только совсем чуть‑чуть. Я не хочу выглядеть как проститутка, которой во что бы то ни стало нужно подцепить клиента.

Услышав эти слова, Джен довольно улыбнулась. Аманда буквально на глазах возрождалась из пепла. Она уже начинала шутить… в точности как когда‑то. Несколько слов, которые Джен произнесла не подумав, без всякой задней мысли, изменили Аманду как по волшебству. От огородного пугала, в которое она превратилась за год, не осталось и следа; теперь Аманда снова стала похожа на нормальную женщину… Нет, на нормальную и очень красивую женщину, которую Джен знала и любила.

— Ну, что скажешь? — взволнованно спросила Аманда, нанося кисточкой на скулы последний штрих и поворачиваясь к дочери. — Как, по‑твоему, я сойду за человека или я по‑прежнему похожа на старую ведьму?

Она старалась говорить шутливо, но в ее глазах блестели слезы, и Джен захотелось как‑то подбодрить мать.

— Ты похожа на саму себя, мама, — сказала она, чувствуя, что от волнения у нее запершило в горле.

На ее глазах произошло настоящее чудо, и Джен была от души благодарна тем силам, которые сделали это удивительное превращение возможным. Аманда взяла себя в руки — и это было главным. Первый шаг к выздоровлению был сделан.

— О господи, мама, как же я тебя люблю! — воскликнула Джен, порывисто обняв мать. Та смущенно улыбнулась, умело подправила помадой губы и, побросав в сумочку необходимые мелочи, защелкнула замок.

— Я готова, — заявила она, вопросительно глядя на дочь. Сама Джен была в красном платье с черным пояском, которое она очень любила и надевала обычно на Рождество. В этом платье, с золотыми сережками в ушах, Джен была обворожительной и милой.

Джен взглянула в зеркало. Мать и дочь были очень похожи, и Джен с гордостью сказала себе, что сейчас они выглядят скорее как две сестры, а не как мать и дочь. И о том же — с гордостью и нежностью — подумала и Аманда.

— Я люблю тебя, Джен. Ты очень хорошая и добрая девочка, — прошептала Аманда, поворачиваясь к двери. Ей все еще не верилось, что они куда‑то идут и что Джен удалось‑таки уговорить ее отказаться от своего добровольного заточения. В глубине души Аманда продолжала сомневаться, правильно ли она поступает, но она твердо решила, что не изменит своего решения. — Мы ведь ненадолго? — спросила она, доставая из шкафа норковую шубку. В последний раз Аманда надевала ее на похороны Мэтта, но сейчас она усилием воли заставила себя не думать об этом. — Договорились?

— Я отвезу тебя домой, как только ты захочешь, — торжественно пообещала Джен. — По первому твоему слову.

— Хорошо, — кивнула Аманда. — Ну что, пошли?

В эти минуты Аманда выглядела такой молодой, хрупкой, взволнованной. Выйдя на крыльцо особняка, она быстро обернулась назад, словно прощаясь с кем‑то, но прощание это было очень коротким. Потом она резко подняла голову и стала спускаться по ступенькам.