улепетывали! Я уж сказал вашей тете: теперь достаточно просвистеть «Мой путь», медведей как ветром сдует! Близко не подойдут. К тому же здесь своя подстанция. Если кто к нам полезет и перережет главный кабель, толку от этого не будет. Тут автономное питание. Вот это я и называю «американское ноу-хау». В Англии, небось, такому не научат. А уж монашки из римской церкви вообще ни черта ни в чем не смыслят. Раз они никогда не…
Короче, вам, девчонки, от американского ноу-хау выйдет только польза.
Откровенно говоря, польза уже вышла. Как только дядя Уолли ушел смотреть кино и пить виски, девочки сняли наклейку с «Аббы», прилепили на свою кассету и вставили в музыкальный центр, как показал дядя Уолли. Затем стерли «Аббу», убрали пустую кассету в коробку и отправились вести вежливые беседы с тетей Джоан и есть печенье.
Назавтра шел дождь, и даже дядя Уолли признал, что о пикнике не может быть и речи.
— Пожалуй, лучше вернуться в Уилму. У меня завтра важная встреча, а такой дождь, он надолго.
Они сложили вещи в джип и по размокшей дороге покатили через лес. В музыкальной операционной зловеще тикал таймер, установленный на шесть вечера и на максимальную громкость. Которая, если верить дяде Уолли, равнялась тысяче децибел.
По дороге домой Ева сказала, что, хоть Генри и не ладит с соседями, она, пожалуй, все равно им позвонит.
— Он такой скрытный, — пожаловалась Ева. — Терпеть не может, когда суют нос в его дела.
— И правильно, — заявил дядя Уолли. — В свободной стране человек имеет право на личную жизнь. Это же первая поправка. О недоносительстве.
— Как это «о недоносительстве», дядя Уолли? — спросила Эммелина.
Дядя Уолли быстро и охотно обернулся. Он любил отвечать на вопросы, потому что знал все ответы.
— Недоносительство значит, что человек волен не говорить того, что может навредить его репутации или привести к судебному разбирательству. Это как будто три слова: «недо», «нос» и «сито». Так и надо запоминать длинные слова — разбивать их на маленькие кусочки.
Из съемного дома напротив Паловски и Мерфи смотрели, как к поместью «Старфайтер» подъезжает джип и как автоматически открываются ворота.
— Большая шишка прикатила, — передал Мерфи в наблюдательный фургон, стоящий в бывшем открытом кинотеатре за стенкой, увитой какими-то растениями.
— Они у нас на экране, — раздался ответ. — Порядок. Звук и изображение в норме.
Мерфи откинулся на стуле. Действительно, все системы работали нормально. Экранная тетя Джоан вышла из джипа и направилась к дому.
— Беда с этой миссис Иммельман. Не влезает целиком в экран, — сказал он Паловски. — Прямо борчиха сумо. Стероиды она, что ли, трескает?… А вот и вторая баржа заплывает. — В холл вошла Ева с дочерьми. — Ни за что не буду смотреть, как они раздеваются. Еще останешься на всю жизнь импотентом.
Но Паловски куда больше занимали девочки Уилт.
— Гениальная идея — задействовать таких детей. Четверняшек. Это же само по себе так необычно, что никому и в голову не придет, что из них могут сделать курьеров. Эта миссис Уилт прямо камень какой- то! Ведь лишат же родительских прав! Если бы я своими глазами не видел отчета, который прислали бриташки, ни за что бы не поверил, что она имеет отношение к этому делу. Подумай, сколько она может потерять!
— В плане веса — до фига, и еще мало будет. А если серьезно, то знаешь, некоторым все нипочем, а девчонки — великолепное прикрытие. При хорошем адвокате, да если как следует надавить на жалость, она, может, в тюрьму не сядет. Смотря, конечно, сколько они перевозят.
— Сол вроде бы говорил, это пробный образец. Она может сказать, что ничего не знала.
— Это уж будьте уверены. Но она меня не сильно волнует. Мне бы гадюку Иммельмана прижать. Кстати, а что у нас со вторым домом, тем, что на озере?
Мерфи переговорил с наблюдательным центром.
— Говорят, должны уже были войти. Думаешь, там удастся что-то обнаружить?
— А что, там своя посадочная полоса. Место для нарколаборатории идеальное.
Но Мерфи его не слышал — тетя Джоан пошла в туалет.
Глава 18
Когда Гарольд Ротткомб добрался до лодочной станции, выяснилось, что все его гениальные планы с треском провалились. После грозы — той самой, из-за которой напился Уилт, — река устрашающе вздулась, и ее бурные воды стремительно несли мимо древесные ветки, пустые пластиковые бутылки, куст целиком, со всеми корнями, чемодан, и, самое неприятное, труп овцы. Увидев ее — к счастью, овца проплыла очень быстро и не успела занять его мысли надолго, — Гарольд Ротткомб понял, что не имеет ни малейшего желания разделить участь злополучного жвачного. Утлая лодчонка, которую можно взять на станции, не удержится на плаву, ее закрутит и утянет на дно. Из его затеи ничего не выйдет. Придется все-таки тащиться в Слоуфорд пешком. Десять миль по реке. А он давно, ох как давно, не ходил на такие расстояния. Да и вообще пешком. Но что поделаешь, не возвращаться же обратно, к журналистской клике. Рут во всем виновата, пусть сама и выкручивается. Гарольд пошел вдоль берега. После ливня земля размокла, а его ботинки совершенно не годились Для хождения по сырой траве. Свернув вместе с рекой, Гарольд неожиданно уперся в заграждение из колючей проволоки, которое спускалось к самому берегу. Вода поднялась, и там, где заканчивался забор, глубина была фута два, не меньше. При виде колючей проволоки Гарольд пришел в уныние. Даже при спокойном течении он не рискнул бы ни огибать забор, ни тем более перелезать через него. Это же верная кастрация! Впрочем, в нескольких сотнях ярдов от него виднелась калитка. Гарольд добрел до нее, обнаружил, что она заперта, и был вынужден, с великими муками, перелезть через ограду. Дальше пришлось петлять, отыскивая лазейки и калитки в живых изгородях. Калитки неизменно оказывались на замке, а лазейки — слишком узки для человека его размеров. Затем Гарольд снова очутился перед колючей проволокой, причем ею оказались перевиты даже на первый взгляд безобидные (а в хороший летний день так и привлекательные) кусты. Гарольд Ротткомб, представлявший в парламенте сельских избирателей и всегда защищавший интересы фермеров, успел воспылать к последним жгучей ненавистью. Конечно, он и раньше недолюбливал прижимистую, грубую, неотесанную деревенщину, однако не подозревал, на какие изощренные уловки готовы пойти эти подлые твари, лишь бы помешать добрым людям ходить по своей земле! Если учесть, что поля частично затоплены, то, со всеми метаниями в поисках лазеек, десять миль, которые и без того кажутся непреодолимыми, грозят превратиться в тридцать!
Надо сразу сказать, что Гарольд Ротткомб так и не добрался до Слоуфорда.
Он шел и шел, спотыкаясь, пошатываясь и на чем свет стоит проклиная свою жену. Чертова идиотка, совсем свихнулась! Спускать собак на репортеров из «Воскресных новостей»! Неужели нельзя было повежливее? Гарольд стал придумывать, что он с ней сделает. На мысли, что мокруха — это, конечно, слишком, но Рут его порядком достала, он увидел, что пошел дождь, и заторопился. Он дошел до ручья, бегущего к реке, и побрел вдоль него, разыскивая подходящее место для переправы. Внезапно с него соскочил насквозь промокший ботинок. Гарольд, чертыхнувшись, сел на берегу и увидел дырку в носке. Хуже того, на пятке надулась кровавая мозоль. Гарольд снял носок, чтобы осмотреть ступню, и, не удержавшись на скользком склоне, ухнул вниз и больно ударился об острый камень. Через мгновение он уже лежал в воде лицом вниз и судорожно пытался подняться. Его неудержимо потащило течением и стукнуло головой о ветку, низко нависшую над ручьем. В реку он попал практически без сознания, не в силах бороться с потоком. Пару минут его голова прыгала над поверхностью, а потом окончательно Ушла под воду. Никем не замеченный, Гарольд проплыл под каменным мостом в Слоуфорде, и его поволокло дальше, к Северину и Бристольскому каналу. Но к этому времени он давно уже потерял много больше, чем
