Можно было не продолжать — Ева полетела к себе в комнату.
— Зачем ты такое говоришь? — укорила тетя Джоан. — Это жестоко.
— А я вот говорю и ничего не жестоко. Я сам здесь как в тюрьме, с ней и с твоими разлюбезными племяшками.
— Они и твои тоже, Уолли Иммельман, и твои тоже.
Уолли препротивно улыбнулся и помотал головой.
— Я женился на тебе, моя сладкая, а не на твоей поганой семейке. Мне они не кровная родня.
Но тут вернулась Ева: она звонила-звонила, а Генри так и не подошел. Очередное полномасштабное семейное сражение не состоялось.
«Видно, у парня есть дела поважнее», — подумал Уолли, однако озвучивать эту мысль не стал.
— А ты не можешь позвонить каким-нибудь знакомым и попросить их узнать, где Генри? — спросила тетя Джоан.
Ева ответила, что Моттрэмов Генри не любит, а с соседями не в ладах.
— У него лучший друг Питер Брейнтри. Попробую позвонить ему.
Она снова ушла к себе и через пять минут вернулась.
— Тоже никто не подходит, — вздохнула она. — Правда, они всегда уезжают на летние каникулы.
— Может, Генри решил поехать с ними? — предположила тетя Джоан.
Но Ева усомнилась:
— Если б у него были такие мысли, он бы сказал. А он четко и ясно заявил, что не едет со мной из-за канадского курса. Потому что нам нужны деньги девочкам на учебу.
— Судя по тому, что твои девочки говорили преподобному Куперу… — начал Уолли, но умолк под взглядом своей жены.
— Завтра поедем кататься на лодке и устроим пикник, — объявила та. — В это время года на озере просто изумительно.
Четверняшки, между тем, резвились в бассейне.
— Подумайте, до чего девочкам нравится плескаться, — сказала тетя Джоан. — Они прямо на седьмом небе.
— Это точно, — отозвался дядя Уолли. Он начинал понимать, отчего девчонки настолько странные. Да при такой дуре-мамаше спасибо, что разговаривать научились! Уолли, не без удивления для себя, впервые испытал к четверняшкам некоторую симпатию. Хотя бы отвлекли от тяжелых мыслей.
А Ева могла думать только о Генри. Как это на него не похоже — все время где-то шататься! Уехать он не мог… Если б и уехал, обязательно позвонил бы предупредить. Даже непонятно, куда обратиться. Конечно, если бы что-то случилось, например, Генри сбила бы машина или он заболел, ей бы непременно сообщили. Записка с ее именем и фамилией и адресом тети Джоан висит на самом видном месте, на пробковой доске в кухне — к тому же, на всякий пожарный, она дала свой американский адрес Мэвис Моттрэм. Конечно, Генри не любит Мэвис и Патрика, а уж они от него точно не в восторге — Ева подозревала, что чувства Мэвис переросли в настоящую ненависть после того, как она приставала к Генри, а он ее послал куда подальше, — но все равно, о несчастье Мэвис сообщила бы первая. Причем с наслаждением. Зато Еве совершенно не хотелось звонить ей узнавать про Генри. Только в самом крайнем случае. А пока она постарается утешиться тем, что девочки узнают столько всего нового и славно проводят время.
Ева даже не догадывалась, насколько верны оба этих утверждения. Джозефина с Самантой извлекли магнитофон из-под кровати и, под предлогом, что хотят спокойно послушать музыку у себя в комнате, попросили у дяди Уолли наушники. Чтобы не беспокоить его и тетечку Джоан.
Дядя Уолли воспринял идею с радостью.
— Конечно, конечно, пожалуйста, — сказал он с энтузиазмом и повел девочек в музыкальную студию. — Свою систему я собрал сам. Пусть это будет нескромно, но все-таки скажу: по нашу сторону от Нэшвилла лучше вы ничего не найдете. Черт, да такому мощному агрегату сам Элвис бы позавидовал! Я называю эту комнату «музыкальная операционная». На моей технике можно забабахать такую Тину Тернер, что за три мили отсюда лодки повзлетают над водой! А все гребаные… короче, все медведи в радиусе пяти сотен ярдов начисто оглохнут. Я вам так скажу, девчонки: децибелов много не бывает, а колонки, верьте на слово, у нас здесь где только не понатыканы, и на деревьях, и везде. Водонепроницаемые, им вообще никакая погода не страшна. А мощь! Если включить запись приземления «шаттла», звук будет посильнее, чем от настоящего. Это для вашей тети, раз уж она так боится медведей; я еще сделал запись пулеметной очереди и установил на таймер — когда нас нет, тут каждый час пальба. Причем время я могу менять как хочу. Иногда пленка заводится каждые четыре часа, а потом, через несколько минут, еще пара выстрелов. Есть крик банши, это от взломщиков. Если кто вздумает влезть через забор, датчики во дворе сразу его засекут, и такое начнется — врагу не пожелаешь! Я испытал эту штуку на одном парне, который пришел вручить мне предписание. Пропустил в ворота, чин-чином, а потом автоматически закрыл за ним и врубил на всю катушку! Не знаю, орал он или нет, пока я не выключил всю эту музыку, но видно было, что мужику хреново — носился по двору как наскипидаренный, лез на ворота. В конце концов бросился в озеро. Пришлось вылавливать — несчастный идиот не умел плавать. Еще и слышать перестал. В общем, предписание он мне так и не вручил. Небось, потерял вместе со слухом. Ну, не навсегда, на время. Хотел подать на меня в суд, да что толку? Свидетелей нет, медведи показания давать не умеют, да и влияние у меня в этих краях какое-никакое имеется. Когда Уолли Иммельман говорит, люди прислушиваются, без дураков. И на ус мотают.
Четверняшки сказали спасибо дяде Уолли, взяли наушники, отнесли к себе и прослушали запись ночного скандала. И безусловно, кое-что намотали на ус. Пользуясь тем, что дядя Уолли во дворе играет в механика и возится с башней «Шермана», а тетя Джоан с Евой на кухне пекут печенье под рассказы Евы об упрямстве Генри и о том, как ему нужна новая работа вместо старой, в этом его замшелом Техноколледже, девочки незаметно вернулись в музыкальную операционную и тихо занялись своим делом. Это было такое дело, которое не понравилось бы ни маме, ни тете Джоан, а уж тем более дяде Уолли. Четверняшки разыскали кассету и переписали прослушанную запись — при немалом содействии самого дяди Уолли, который уже начинал думать, что вся беда несчастных девочек в их безбожной школе, где верховодят монашки. Чего им не хватает, так это хорошего американского образования и кой-каких американских ноу- хау. Он вылез из башни и еще раз показал девочкам, что и как работает, как устанавливается таймер и переписывается пленка, и был просто потрясен, до чего быстро дети все усвоили.
— Девчонки твои обалденно способные, — сказал он Еве, когда они перед ужином пили кофе на кухне. — Ты должна отпустить их сюда, к нам. Пусть учатся. Походят в колледж в Уилме и, не успеешь оглянуться, станут настоящими американками.
Еве эта идея очень понравилась, в чем она охотно призналась. Жаль только, Генри ужасный сидень, он и слышать не захочет об эмиграции.
К вечеру дядя Уолли, по просьбе четверняшек, уже настроил музыкальный центр, установив таймер так, чтобы пленка включилась во время пикника, когда они будут на островке посреди озера. Там у дяди Уолли тоже была оборудована площадка для барбекю.
— Я бы вам показал, на что способна моя система в смысле децибелов, да только ваша тетя не любит громкой музыки, — сказал Уолли. — Ну, что мы с вами поставим? Давайте что-нибудь легкое. Вашей тете нравится «Абба». Для вас это, пожалуй, чересчур старомодно, но мелодии приятные, и мы их прекрасно услышим. — Он вставил кассету, запустил систему, и дом мгновенно наполнился грохотом. Тете Джоан, чтобы Ева ее расслышала, пришлось повысить голос до крика.
— Я от этой «Аббы» с ума сойду! — проорала она. — Сто раз твердила, что больше ее не люблю, а он ни черта не слушает! Ох уж эти мужики! Я говорю: «Ох уж эти мужики»!
Ева ответила, что Генри ее тоже совершенно не слушает. Тысячу раз говорила: нужно иметь больше честолюбия! Тетя Джоан покивала. Она не поняла ни слова.
В музыкальной операционной дядя Уолли выключил запись и улыбнулся со счастливым видом.
— Назад перематывается автоматически, — объяснил он. — Получается музыка нон-стоп. Как-то у меня тут Фрэнк Синатра месяц без передышки распевал «Мой путь». Я, понятно, при этом не присутствовал, но говорят, слышно было за пятнадцать миль, причем с подветренной стороны. Одному дяде из Лохвилля пришлось купить пулемет, а то бы ему медведи весь дом разнесли — так они отсюда