пять-семь.

Максаков оглянулся. В коридоре, который вел к машинному отделению, было еще четыре двери. Максимум, на сколько морские пехотинцы могли задержать пиратов, – это минут сорок. И все, дальше для головорезов не было никаких преград.

– Мы можем проделать пробоину в днище или в борту? – поинтересовался старший сержант, цепляясь за последнюю надежду. – Может, здесь есть машинка типа этой? – Пантелей кивнул на разбрасывающий искры диск «болгарки».

– Нема, товарищ старший сержант, – по-военному четко ответил один из членов экипажа «Виктории», – ничого такого нема.

– Что делать? Что же делать? – запаниковал Максаков, и Григорий перепугался не на шутку: в таком состоянии старшего сержанта он не видел еще никогда. Курочкин понимал, что его командир вряд ли боится смерти. Во всяком случае, сейчас он о ней не думает совершенно. Главное на данный момент для Максакова было – избавиться от пластида. Вполне вероятно, что у пиратов больше просто не было других зарядов, поэтому они с таким упорством пробивались сквозь задраенные переборки. Имей они еще несколько фугасов, и «Викторию» можно было бы потопить вместе с российскими морскими пехотинцами. Нет, больше взрывчатки у морских разбойников не было, а значит, если бы удалось избавиться от этой – контейнеры остались бы нетронутыми: разбить их или даже разрезать с помощью той же «болгарки» было невозможно. Только разрушить с помощью мощного взрыва. Но куда девать пластид? Телефон – не единственный способ, с помощью которого можно подорвать взрывчатку. Можно просто бросить ее в огонь, и при определенной температуре фугасы сдетонируют. Пиратам стоит только добраться до морских пехотинцев, перебить их, поджечь сухогруз, а дальше только дело времени.

«Поджечь…» – мысль Григория лихорадочно заработала.

– Что же делать? – цедил сквозь зубы Максаков, изо всех сил колотя по металлической переборке кулаком.

– Товарищ старший сержант, за мной, – ничего не объясняя, Курочкин стал перемещаться по коридору, одну за другой задраивая разделявшие их с пиратами двери.

– Что ты удумал? – насторожился Пантелей, когда последняя дверь была намертво заглушена. – Хочешь поиграть в «камикадзе»? Или в «шахидов»? Так, если мы тут сами себя подорвем, контейнеры все равно накроются медным тазом. Они же в соседнем отсеке. Хоть от взрыва, хоть от температуры…

– Мы сымитируем пожар, товарищ старший сержант, – ответил Курочкин, шаря глазами по огромному залу.

– Чого тоби трэба, хлопче? – поинтересовался моряк с «Виктории». – Можа, тоби допомогу?

– Ветоши, – попросил Григорий, – и желательно – побольше.

– О-о-о, так цього добра тут много, – сообщил матрос, подошел к огромному ящику и откинул крышку. Тряпок было набито под самый верх.

– То, что надо, – обрадовался Курочкин, – промасленные, – зацокал языком Григорий так, словно держал в руках не грязные тряпки, а по меньшей мере все сокровища Агры. – Ну что, товарищ старший сержант, устроим представленьице?

– Давай попробуем, – согласился Пантелей.

Он уже понял замысел своего подчиненного – зажечь всю эту ветошь; гореть она, правда, будет очень вонюче, придется потерпеть, зато и дыму от нее будет много. Причем хорошего, черного дыма. И когда пираты преодолеют последний рубеж обороны в виде задраенной водонепроницаемой межотсечной переборки, то попадут в черный туман, под покровом которого можно будет попробовать с боем прорваться на верхнюю палубу или хотя бы к ближайшему иллюминатору. Надежда, конечно, безумная и крайне призрачная, но чем черт не шутит? В открытом бою, да с одним автоматом и пистолетом долго им не продержаться: забросают гранатами, и дело с концом. А в дымовой завесе можно немного и повыкаблучиваться. В двенадцать пар рук ветошь быстро перенесли поближе к двери, несколько куч разложили по залу и подожгли. Эффект оказался даже лучше, чем ожидалось. Сваленные в кучу тряпки не горели, а медленно тлели, отчаянно дымя, и через несколько минут весь машинный зал заполнился густым, едким дымом. На глазах у Курочкина навернулись слезы, и резко защипало в носу.

– Ложись на пол, – заботливо посоветовал Пантелей и сам припал щекой к холодной палубе, – легче будет дышать. Дым – он горячий, кверху тянется, – Максаков решил напоследок щегольнуть знаниями законов физики, – а внизу копоти поменьше.

Правда, и внизу дыма хватало, но дышать более-менее было можно.

– Слушай, Курочкин, а чего они не появляются? – поинтересовался Пантелей, глянув на часы. – Так и уснуть можно; он меня, вон, на сон уже конкретно потянуло, – Максаков отчаянно закашлялся.

– Кто не идет? – не сразу понял Григорий. Голова от дыма распухла и гудела, как колокол. Как-никак, а угарный газ в дыму присутствовал, хоть и не в смертельной концентрации.

– Пираты… пираты почему до сих пор не вламываются? – повторил свой вопрос морской пехотинец. – Уже больше часа прошло. Точнее – час и семь минут. Давно уже должны были бы быть здесь.

– Может, у них «болгарка» сломалась, – предположил Григорий, – а другой нет…

– Шутишь? Молодец. Значит, помирать пока не собираешься, – похвалил подчиненного старший сержант. – Нет, а кроме шуток? С такими темпами у нас вся ветошь выгорит. И на хрена нам тогда был нужен этот пожар? Во мне этого дыма – как в дирижабле, – для пущей убедительности Пантелей ковырнул пальцем в ноздре и посмотрел на слой сажи, плотно покрывший ноготь. – Если я еще минут пять тут подышу, то, честное слово, взлечу вверх. Нет, ты мне, Григорий, скажи: на кой ляд ты устроил эту комедию с пожаром и где пираты?

– Не знаю, товарищ старший сержант, – растерялся Григорий, всерьез озаботившись претензиями командира. – Может, действительно там, наверху, что-то произошло?

– А вернее всего, притаились, гады, за последней дверью, – выдвинул свое предположение Максаков, – и ждут, когда эти любопытные «журналисты» высунут из своей норы нос? Вот тут они нас и поимеют по полной программе.

– А мы свой нос и не станем высовывать, – решил за всех Курочкин, – зачем? Им надо, пусть сами сюда и идут. Верно, товарищ старший сержант?

– Ты что же это, так и будешь тут сидеть, пока с голоду не помрешь? – поинтересовался Пантелей. – Не пристало морскому пехотинцу загибаться с голодухи, когда рядом есть враг и можно захватить с собой на тот свет, по крайней мере, парочку нехристей.

– А для чего вмыраты с голоду? – вступил в разговор молчавший до сих пор член команды сухогруза. – У мэнэ тут сало е, цыбулька, хлиб. Про шо вы говорыте, товарыш старшый сержант? Костя, дывысь, а, – удивился моряк. – Яки гэто хохол вмырав с голоду?

Хохот стоял такой, что, если бы пираты могли его слышать, они наверняка бы решили, что засланные журналисты от безысходности и отчаянности своего положения посходили с ума. Причем одновременно, как болеют гриппом.

– Ой, спасибо, батя, – Пантелей заходился от смеха, – повеселил напоследок. Теперь и помирать можно. Однако я что-то ни черта не понимаю: где пираты? Два часа прошло. Может, у них действительно «болгарку» заело?

– Или заказали у наших друзей-контрабандистов новую партию взрывчатки, – выдвинул свою теорию Курочкин, – и плюнули на нас. Поставили у дверей охрану и сейчас заново минируют корабль.

– Ты мне брось эти упаднические настроения, – сурово приказал Пантелей. – Мы пока что живы- здоровы, пиратов нет, – Максаков перечислял достижения, – корабль на плаву, контейнеры в целости и сохранности…

– Дым почти рассеялся, – внес свою позитивную лепту Григорий.

Действительно, черная завеса стала сначала серой, а потом и вовсе почти исчезла. Тлели только небольшие остатки ветоши, противно раздражая носоглотку.

Пантелей поднялся и тут же схватился за какой-то металлический выступ: голова отчаянно кружилась. Все-таки угарные газы давали о себе знать.

– Так мы много не навоюем, – озабоченно пробурчал Максаков, двинулся к дымящейся куче золы и залил ее из стоящей тут же кружки. – Нечего тут коптить, – морской пехотинец вернулся на свое место, сел и осмотрел сподвижников мутным взглядом. – Ну, пожар мы устроили, что дальше?