– Почему это? – в свою очередь удивилась девушка. – Им нужен мой сюжет, а сделать его могу только я.

– Вы и сделаете, – пообещал Максаков, – только не выходя с базы и под дулами автоматов. Потом вас просто пристрелят, а сюжет до зрителя дойдет, не беспокойтесь, только подадите его зрителю не вы.

– Мишель, – простонал Сваровски, принимая наконец вертикальное положение, – пожалуй, он прав. Никто нас просто так из пиратской вотчины не выпустит. Не так много у этих бандитов мест, чтобы так рисковать.

– Что ты такое говоришь, Петр? – возмутилась представительница Би-би-си. – О нас же знают в штабе антипиратских сил. Они же ведут нас…

– И с морскими бандитами они договорились, – подхватил Пантелей, – оказывается, это в шта-а-абе знают, где находится база, – иронично протянул морской пехотинец, – только вот предпочитают не воевать. А зачем? Если перебить пиратов, то о чем тогда будут сообщать в выпусках новостей? Верно, мадам журналистка?

Мишель задумалась. В самом деле – получалось как-то нелогично.

– Давайте, рассказывайте все, что вам известно об этой базе и о том, кто вас сюда направил, – потребовал Пантелей, удобнее усаживаясь на круглый кусок деревяшки.

Подумав, Мишель решила рассказать русским все события последних шести часов. «В конце концов, они не враги, – решила девушка, поглядывая на мускулистого зеленоглазого сержанта, – даже, по-моему, хотят нам помочь».

– Хорошо, – мисс Гудвин чопорно наклонила голову, – только попрошу меня не перебивать. Все вопросы зададите потом.

И представительница Би-би-си подробно, во всех деталях поведала русским обо всем, начиная с самого первого звонка. Слушали ее внимательно и, как девушка и просила, не перебивая.

– Мне позвонили в номер и сказали, что я должна ехать, дорогу будут указывать по телефону. Я и поехала, – спустя десять минут закончила свой рассказ тележурналистка. – Ну, а дальше вы знаете: вы выскочили из джунглей, избили моего оператора, а меня захватили в плен. – Мишель с наигранной романтикой закатила глазки.

– Не обольщайтесь, мамзелька, – выставил броню Максаков, – в плен вас никто не брал. Ладно, сейчас говорить и думать надо не об этом. Скажи мне, Мишель, – с прессой Пантелей никогда особо не церемонился, – если ты такая уж осведомленная, то не знаешь ли ты, где пираты держат захваченный русский корабль «Резвый»? На базе его нет, я проверял. Во всяком случае – вчера вечером не было, – поправился старший сержант.

– «Резвый»? – англичанка поперекладывала во рту непривычное для нее слово. – Он утонул, – сообщила она наивным голосом.

– Ш-ш-ш-што? – прошипел Пантелей, протягивая руку к автомату. – Так эти ублюдки всех братков порешили? Не уйду отсюда, пока последнему гаденышу кишки не выпущу, – зловеще пообещал он. – Год буду тут их караулить, а всех кончу. И головы в джунглях на деревьях буду развешивать.

Поскольку Григорий не нашелся, что переводить, журналистка глянула на Курочкина и испуганно спросила:

– Чего он так разозлился? – Девушка не понимала, что такого она сказала, чтобы привести в такое бешенство этого русского исполина.

– Он хочет отомстить за расстрелянный пиратами экипаж нашего корабля, – вольно перевел Григорий, играя желваками на скулах. В его глазах блестели слезы.

– О, нет-нет, – просияла телеведущая, – они не погибли.

– А? – Пантелей хоть и не понял журналистку, но тон почувствовал, да и слово «Nо» было ему знакомо. – О чем это она лепечет?

– Говорит, что наши ребята живы, – перевел Григорий.

– Как это? – не сразу понял Максаков. – Вот только что говорила, что потонули, а теперь… Ну-ка, давай, выясняй. Я гляжу, это самая информированная журналистка в мире. Пытай ее, Гриша, – взмолился старший сержант.

– Она говорит, – начал Курочкин после непродолжительного диалога с англичанкой, – что наш корабль столкнулся с «Викторией», ну, тем захваченным сухогрузом…

– Да помню я, – отмахнулся Максаков.

– Так, напомнил на всякий случай, товарищ старший сержант… Значит, столкнулся и пошел ко дну. Но весь экипаж, до единого человека, спасся на плотах. А потом их подобрал британский корабль и доставил на свою базу. Она говорит, – Курочкин указал на мисс Гудвин, – что своими глазами видела, как они сходят по трапу, и даже брала интервью у старшего лейтенанта.

– Пф-ф-фу-у-у, – облегченно выдохнул Пантелей, – спасибо тебе, – он схватил руку представительницы средств массовой информации и сильно сжал ее, – сняла камень с души, – Максаков закрыл глаза, закинул руки за голову и замер.

– Товарищ старший сержант, – минуты через три Курочкин тихо позвал командира, – а с этими что будем делать?

– Гриша, шепни-ка мне на ухо, как по-анлийски будет «расстрелять»? – негромко попросил Пантелей, не открывая глаз.

– What? – вскинулась журналистка, глядя на русских дикими глазами. Очевидно, одно из самых главных слов русского языка было ей знакомо.

– Ладно-ладно, – примирительно буркнул морской пехотинец, – уж и пошутить нельзя. Скажи ей, что пошутить хотел. А то ишь как взбеленилась, того и гляди буркалки повыцарапает.

Курочкин перевел, и представители Би-би-си успокоились.

– А теперь, Гриша, слушай мой план, – Максаков стал серьезен, – можешь и союзничкам переводить. – Сейчас мы с тобой изымаем у этих фруктов их документы и кинокамеру…

– Это видеокамера, – вставил Сваровски.

– Да какая мне разница? – пожал плечами Пантелей. – Я что, снимать собираюсь, что ли? Ты мне лучше вот что скажи, оператор, только не «воткай», пожалуйста, – сразу предупредил Максаков, – ты скажи: если из твоей камеры вынуть все внутренности, пистолет туда спрятать можно?

– Камера же не моя, а студийная, – поляк оказался более рассудительным, чем его патронесса, – и стоит немало денег.

– Ущерб тебе возместит Правительство Российской Федерации, – торжественно пообещал Пантелей, приложив на всякий случай ладонь правой руки к сердцу.

– Можно, – кивнул Сваровски.

– Приступай, – тут же отдал распоряжение морской пехотинец. – Значит, мы берем их документы, камеру и заявляемся с тобой на базу под их именами, – продолжал Пантелей, – ты – тележурналист Мишель Гудвин, я – Петр Сваровски, оператор…

– Но Мишель – это женское имя, – от такой русской наглости девушка широко открыла глаза, – а вы, простите, мужчина.

– Мишель по-нашему – Миша, – нашелся Максаков, – и у французов это тоже пацан. А потом они что, разбираются в именах? Я имею в виду пиратов. Вон есть у меня знакомый Агабаба. Если бы не знал, что он мужик, вовек бы по имени не догадался, какого он полу, – привел убедительнейший, по его мнению, факт Пантелей.

– Допустим, – условно согласилась девушка, взяв на себя привычную роль оппонента, тем более что по служебному статусу Курочкин задавать вопросы старшему по званию мог только с его разрешения, – но вы же, насколько я понимаю, английского языка не знаете!

– Так я же оператор, – снова парировал Максаков, – я интервью брать не буду. Мое дело – снимать. Желательно тихо и по одному, – улыбнулся Пантелей.

– Хорошо, – не уступала журналистка, – а если вам надо будет пообщаться с вашим товарищем? Спросить у него что-нибудь? Вы по-русски будете говорить?

– Ты поляк? – Максаков обернулся к Сваровски, который усердно раскурочивал свою кормилицу.

– Так, – кивнул тот, – поляк.

– Ну, и я буду поляк, – пожал плечами Пантелей. – Тем более что поляки сейчас НАТО жопу лижут, –