светилами.

Да, всю жизнь он мечтал поехать в экспедицию, оказаться вот под таким огромным африканским небом, лежать вместе с Наташкой возле костра у палатки, слушать шорохи и голоса ночного неба, смотреть вот на такие же, часто падающие, звезды…

Наташка – Натулек, Натуленька… При воспоминании о своей школьной и взаимной любви у Гриши потеплело на душе. Они с Наташкой сошлись еще в пятом классе, как только в школе начали преподавать зоологию. Из всего класса только они вдвоем грезили о животных, рыбах, далеких экспедициях и исследованиях. Когда мальчишки всего класса и школы гоняли в футбол и хоккей, носились по дворам «казаками-разбойниками», а девчонки исписывали толстенные общие тетради, составляя дурацкие анкеты с вопросами типа: «Ваш любимый цвет?», «Ваша любимая музыкальная группа?» и прочей подростковой ерундой, они с Наташкой сутками просиживали в небольшом школьном зоопарке, который состоял из пары хомяков, ежика, вороны и ручной белой крысы. Были еще рыбки, к которым Гриша Курочкин питал особые чувства.

И позже, уже в восьмом и девятом классах, они с Натулькой оставались для всех белыми воронами. Пацаны втихаря прикладывались к винищу, давно уже покуривали и заглядывались на девчонок из параллельных классов, а Гришка с Наткой по-прежнему пропадали в зооуголке, который к тому времени пополнился старым и больным какаду. Нет, над ними не издевались, к ним не приставали. Они были для одноклассников чем-то вроде инопланетян, непонятно откуда взявшимися, непонятно чего желающими и, главное, непонятно, для чего они это делают вообще. Подумаешь, рыбки. Из них толк только один – на сковородке, а эти… Чудилы.

Где-то она сейчас? Наверное, уже сдает первую сессию…

Курочкин улыбнулся, вспомнив, как он тащил свою первую и единственную любовь на вступительных экзаменах в институт. Помогал так, что успел написать только полторы письменные работы: одну – за нее и половину – за себя. Теперь она студентка, а он – морской пехотинец Тихоокеанского флота, лежащий в ПТСе у побережья Сомали рядом с храпящим старшим сержантом Максаковым…

«Ничего, – размышлял Григорий, поддавшись настроению умиротворенности, – не сегодня-завтра поможем мы перевезти этих нелегальных эмигрантов… Контрабандисты помогут нам связаться с итальянцами… – Сон потихоньку одолевал Гришу, мысли начали скакать обрывками. – Итальяшки выйдут на связь с нашими, придет помощь… Риск, конечно, есть, но с товарищем старшим сержантом – минимален… Максаков боец опытный, не то что я… Через годик вернусь домой, поступлю в институт, а там и свадьба… Наташка ведь меня обязательно дождется. Она такая, что никого к себе не подпустит… Ничего страшного пока не произошло. От пиратов ушли, с контрабандистами договорились… жизнь налаживается…»

Сквозь подступавшую дрему Григорий вдруг услышал странный звук, очень похожий на храп Максакова. Но если старший сержант издавал свой носовой рык только на вздохе, то приближающийся шум клокотал безостановочно.

«Мотор!» – рефлекс Курочкина сработал четко, морской пехотинец открыл глаза и поближе придвинулся к борту транспортера. Сон улетучился моментально.

По хорошо видимой лунной дорожке на малых оборотах двигались два катера, в каждом из которых сидело по шесть вооруженных человек. В мощный бинокль можно было разглядеть даже щетину на небритых лицах некоторых из них.

– Товарищ старший сержант, – Гриша деликатно толкнул своего начальника в плечо, – товарищ старший сержант…

Максаков быстро и беззвучно приподнялся, готовый вступить в схватку даже в сидячем положении.

– Товарищ старший сержант, – Курочкин секунду подождал, пока не убедился, что его командир проснулся окончательно, – может быть, я ошибаюсь и эти люди – контрабандисты или их друзья, – Григорий кивнул в сторону приближающихся к берегу катеров, – но мне кажется, что это не так. – Он подал старшему товарищу бинокль.

– Молись, Гришка, чтобы эти головорезы пришли не по наши с тобой души, – тихо прошептал Пантелей, рассматривая подходящие к берегу посудины. Подойдя на несколько сотен метров, катера выключили двигатели и дальше стали двигаться на веслах. Сгрудившиеся на носу люди взяли оружие на изготовку.

– Не похожи они на друзей, – резонно предположил Максаков, – ни на наших, ни на контрабандистов. Подельники так не крадутся, – сделал вывод Пантелей, – тем более – под покровом ночи. Это, Гриша, или налетчики, или пираты, которые ищут нас. В любом случае надо предупредить людей этого местного пахана.

– Товарищ старший сержант, если это обычные налетчики, то зачем нам вмешиваться в разборки местных? – в голосе Курочкина послышались нотки паники. Только что, казалось, Фортуна соблаговолила наконец повернуться лицом к двум российским морским пехотинцам, заброшенным за тысячи километров от родины, и вот опять…

– Ты что, пацан? – Пантелей резко повернулся к Григорию и жестко сгреб подчиненного за грудки. – Братков сдать хочешь?

– Какие же они нам братья? – испуганно пробормотал Курочкин. – Это же бандиты, контрабандисты.

– Слушай сюда, падла, – зло прошипел Пантелей, – если даже это местные разборки, то эти козлы тихо перекокают наших сонных туземцев, и даже если не напорются случайно на нас, то мы рано или поздно сдохнем тут с тобой, болтаясь по этим джунглям. А если это те самые пираты, которые наш корабль захватили и сейчас пришли за нами? Отсидеться хочешь? Хрен получится, сал-л-л-лага… – Пантелей коротким рывком откинул от себя подчиненного.

– Простите, товарищ старший сержант, – растерянно пробормотал Григорий, – я не подумал.

– Не подумал он, – презрительно прошипел Максаков. – О чем ты не подумал? О товарищах наших, которые на корабле в плену сидят? А о жопе своей небось подумать успел…

– Я же извинился, товарищ старший сержант, – жалобно произнес Курочкин, чуть не плача, – сразу как-то не сообразил…

– Контрабандисты – это для нас сейчас единственный шанс, – Пантелей сбавил немного обороты, – так что давай, салага, к пулемету и замри. Сиди здесь, что бы ни случилось, и жди меня.

– Товарищ старший сержант, а как я узнаю, что это вы?

– По голосу. Где твои магазины? – Максаков перекинул через плечо трофейный автомат, забрал у Курочкина два дополнительных рожка. – Жди меня здесь. Услышишь стрельбу – не высовывайся. И не паникуй. Когда будет надо, я дам тебе знать. Все, Гришка, давай, – бросил на прощание Пантелей и, осторожно соскользнув в воду, скрылся в прибрежных зарослях водного тростника.

Ругая себя последними словами за минутную слабость, Курочкин внимательно наблюдал за тем, как груженные бандитами катера бесшумно причалили к берегу. Головорезы молча покинули лодки и уверенно двинулись именно в ту сторону, где должен был находиться поселок контрабандистов.

«А Максаков ведь прав, – подумал Григорий, – не похожи они на друзей. Уж больно тихо подошли к берегу и очень уверенно направились к цели. Такое ощущение, что эти люди уже здесь бывали. Даже охрану у катеров не оставили…»

После того как безоружный старший сержант скрутил в джунглях двух контрабандистов, Курочкин проникся чуть ли не святой верой в то, что Максаков, как какой-нибудь супергерой из боевика, может справиться с любыми врагами. Причем в одиночку и без особых проблем для себя. Однако же кино – это кино, а здесь сейчас совсем другая ситуация…

Григорий до звона в ушах вслушивался в ночь, но, кроме голосов птиц и зверей, вокруг была полная тишина. Так прошло добрых минут двадцать, и в голову Курочкина полезли самые разные, путаные мысли.

А что, если старший сержант не такой уж неуязвимый? Что, если его схватили и сейчас допрашивают? Он ведь может под пытками выдать местонахождение Курочкина и плавающего транспортера, а тогда пираты окружат его и убьют… А что, если товарища старшего сержанта уже убили и сейчас бандиты методично и тихо вырезают деревню контрабандистов? Что тогда он, Григорий Сигизмундович Курочкин, будет делать один, посреди враждебных джунглей?

На секунду у Гриши возникло непреодолимое желание добраться до одного из пиратских катеров и, захватив с собой пулемет, дать деру куда глаза глядят.