назойливая установка: слушайся эту женщину, слушайся… Пока она жива, пока она рядом, ты обязан выполнять ее прихоти. Кто вложил в тебя эту установку – не думай, все равно не вспомнишь. Зачем? – не напрягайся… В голове было чисто и на удивление болезненно. Две недели у него не болела голова. Он не помнил, что это такое – испытывать дискомфорт, когда сжимает череп, стреляет внутрь, потом отпускает, а через минуту все повторяется. В этом было какое-то знамение, но какое?

Они опять бежали и где-то упустили важное обстоятельство. Пронзительная сирена расколола лес. Завыла в стороне, но до того громко и противно, что казалось, вот она, над головой. Стрелец споткнулся и встал. Женщина потянула его за руку.

– Бежим, Туманов, черт с ней! Мы в зоне, здесь учебная дистанция. На деревьях датчики, они сообщают на пульт о прохождении объекта, и когда их что-то не устраивает, начинают верещать… Проскочим, Туманов. Где датчики, там дорога. Я сойду за курсантку, ты за «унтера»… Снимай мешок, скорее… И забери у меня, ради бога, пистолет…

В голове откуда ни возьмись появились дрожащие тексты, параграфы. Буквы и слоги, о которых он в прошедшем времени даже не подозревал, формировались в слова и предложения. «…Характерного образа… Отмечены заметным своеобразием, отражающим особенности жизненных условий и исторических судеб этого края…» Нет, не то… «Объектов с характерным строением, массой тела и температурой, близкими к человеческим…» Точно, тепловизор, теплограф… Он уже сталкивался с этой техникой. И не только с этой. В наши дни «сторожей» понавыдумывали – мать честная… Тонкая проволока, обрыв которой замыкает контакты. Емкостные сигнализаторы, ПНВ с инфракрасной подсветкой, высокочувствительные микрофоны, засекающие хруст ветвей, шепот, вздохи, тяжелое дыхание…

Выбей из головы, не время. Вот она, обочина… В два конца ведет дорога. Разбитая тяжеловозами, изрытая дождями – узкая ленточка посреди тайги. Связующее звено засекреченного городища с северо- восточными вратами в мир. До врат верст тридцать…

Бежать стало опаснее, но легче. Еще пара километров, дальше пешком, восстанавливая дыхание. Новый рывок. Навстречу – люди… Уходить нельзя, уже заметили. Они тоже бегут – черные тени пляшут по дороге. Вот тени вырастают, слышен топот двух десятков ног, дыхание…

– Туманов, прикрикни на меня. Да погромче. Ну же… – женщина вырвалась вперед и свернула к правой бровке. Ей удобнее там бежать – по примятым листам подорожника.

– А ну шире шаг, выше ногу! – зарычал Стрелец. Само вырвалось, непроизвольно.

Группа пробежала мимо – рассыпанной колонной. Каждый за себя, наедине со своей собственной дыхалкой. До товарищей дела нет, до врагов – тем более.

– Ребята, – прохрипела женщина, – мы от поезда отстали… Кто видел группу «два-ноль-два»?

Никто не отозвался. Колонна беззвучно пропыхтела на запад. Даже «унтер», замыкающий процессию, уморился: глянул на встречных мимоходом, не придал им значения.

– Тормози, Туманов, шагом… – она остановилась, хватая ртом воздух, и, чтобы не упасть, уткнулась ему в грудь. Не баба, шило в заду – через минуту, спотыкаясь, уже брела по дороге, через две перешла на бег. Он, как мог, страховал, где надо хватал за руку, за другие места, поддерживал. Не давая ей расквасить нос, вырывал худое тельце из обрывистых колдобин.

– Скоро развилка, Туманов… – хрипела женщина, и каждое ее слово звучало тише предыдущего. – Надо осторожнее… Развилка – это восемь верст от базы, там контрольный пост…

Просвет, естественно, проморгали. Вылетели на разреженный участок леса, где дорога делилась на две половинки – первая пропадала в ельнике, вторая, пожиже, убегала вправо, минуя песчаную насыпь и глухой кустарник, – и с разгона напоролись на группу, устроившую привал. Человек пятнадцать без сил валялись среди камней. Их можно было принять за кочки пересохшего болота.

– На месте! – очень удачно скомандовал Стрелец. Ему интуиция подсказала – пробежать, не остановившись, – как-то глуповато.

«Унтеров» не видно (в противном случае курсанты не лежали бы, а отжимались). «Унтера» должны вести другую группу, а данную, как отработавшую свое положенное, временно оставили в покое.

– Ребята, я Царицына… – женщина опустилась на корточки. – Группа «два-ноль-два». Кто видел наших? Отстала я… Не могу, загнал ефрейтор…

Маскировочные пятна в облипочку на фигуре Туманова, несмотря на ночную темень, были видны. Кто-то со стоном попробовал приподняться.

– Ну все, поминай как звали… – точно ветерок просквозил по «кочкам» – сейчас погонит.

– Лежать, – сказал Стрелец.

– В самом деле? – удивился кто-то смелый.

– Понарошку.

«Что я говорю?» – изумился он. Или это головная боль во всем виновата?

Никто не возражал, желающих «прогнуться» не наблюдалось.

– Не знаем, – лежащий ближе всех выставил палец на дорогу в ельник. – Мы по этому колесу два часа кружим… Григорьев замучил. Сейчас где-то там группу Максютина трахает. Минут через двадцать прибегут, за нас возьмутся…

– А я видел Брянцева, – сказал другой. – Но очень давно.

– А недавно не видел? – спросила женщина.

– Недавно не-е… Их Филин вел – три группы. Ваша последней гарцевала. Туда… – говорящий вяло показал рукой на дорогу через песчаную осыпь.

– Не ошибся?

– Не знаю, сеструха, – лежащий горестно вздохнул, – мабуть, и грезится…

– Вперед, – сказал Стрелец.

– Прошайте, родные… – женщина почти неподдельно всхлипнула и встала.

– Ладно, не хохми, – кто-то из «привальных» невесело гоготнул. – Бог подаст, выживешь. Все мы выживем.

«Я ее не понимаю, – равнодушно думал Стрелец. – Если она хочет бежать, зачем ей кого-то искать?»

А когда-то он это знал. Но в нынешнем состоянии, имея в мозгах глухой барьер, он растерял собранные за годы сведения о женском поле. И даже не догадывался, что для некоторых особ чувство самосохранения шагает в ногу с чувством любознательности…