Тадаси танцевал с Хироко только один раз — больная нога не позволяла ему большего, но потом Хироко пригласил дядя Так и один из врачей. В лагере осталось не так уж много достойных партнеров, но Хироко это не заботило. Ей нужен был только Питер, и все знакомые давно поняли — ее интересуют друзья, а не поклонники.

Когда Тадаси собрался уходить, Хироко вышла проводить его, и они немного посидели на крыльце, беседуя о Рождестве, Санта-Клаусе и праздниках, которые видели еще детьми. Тадаси принес невысокую елочку, семейство Танака изготовило игрушки и украшения, но все равно это было не то, что настоящее, большое дерево с покупными гирляндами и сосульками.

— Когда-нибудь, — с теплой улыбкой произнес Тадаси, уже собираясь уйти, — у нас снова появится все, что было прежде. — Казалось, он твердо верит своим словам.

Тойо восхищался елкой, нетвердо расхаживая вокруг нее, но, несмотря на его восторг. Рождество в этом году прошло еще тише. Хироко почти три года не получала вестей от родителей, ее брат погиб, Кен ушел в армию, а последнее письмо от Питера пришло еще в ноябре. Такое молчание всегда пугало Хироко — главным образом от неизвестности. Она не представляла, что с ним случилось — переводят ли их в другое место, ранен ли Питер, а может, и еще хуже… Она понимала, что, если с ним что-нибудь случится, она узнает об этом далеко не сразу. Питер включил Така в список своих близких, которых следовало оповестить в случае его смерти, но могло пройти месяца два после его смерти, прежде чем эта весть дойдет до Хироко.

— Спокойной ночи, — пожелал Тадаси, и пар от его дыхания медленно поднялся над их головами. — Счастливого Рождества. — На следующий день им предстояло продолжить работу. — Увидимся завтра.

На следующий вечер, встретившись с Ней в лазарете, Тадаси преподнес ей крошечную коробочку. Там оказался маленький, искусно вырезанный из дерева медальон с инициалами Хироко на золотой, неведомо как сбереженной цепочке.

— Тадаси, какая прелесть! — воскликнула Хироко, вручая ему собственноручно связанный шарф, завернутый в красную бумагу. Открыв пакет, Тадаси расплылся в улыбке.

Красный шарф был ему к лицу, и Тадаси сделал вид, что не заметил многочисленных ошибок в узоре. — Меня редко хвалили в вязальном кружке, — извинилась Хироко и вновь поблагодарила его за медальон. Оба вернулись к работе, и остаток вечера прошел в хлопотах.

Потом Тадаси проводил ее домой и вновь пожелал счастливого Рождества. А войдя в спальню, Хироко задумчиво поцеловала спящего Тойо. Тадаси был очень хороший, нравился ей, но Хироко не хотелось подавать ему надежду. Это было бы несправедливо — особенно потому, что Тадаси был добр к ней. Однако Хироко убеждала себя, что Тадаси все поймет, и вскоре забыла о нем до утра. Ей снилось, что Питер и Кен вернулись домой — правда, Кена во сне она спутала с Юдзи.

— Откуда у тебя это? — спросила Салли на следующий день, и Хироко не сразу поняла, что речь идет о подаренном, Тадаси медальоне.

— Подарок Тадаси. — Она дружески улыбнулась Салли.

Хироко связала ей свитер и заказала по каталогу перчатки — теплые вещи были необходимы всем обитателям лагеря.

Но Салли вдруг вновь пришла в ярость и прошлась насчет привычки некоторых девушек слишком часто менять поклонников.

— Что это значит? — холодно спросила Хироко, оскорбленная намеком.

— Ты прекрасно понимаешь, что это значит, — зло отозвалась Салли.

— Может быть, — согласилась Хироко, — но мне это не нравится. Я не меняю поклонников. Мы с Тадаси просто друзья, — добавила она.

— Так я тебе и поверила, — фыркнула Салли и вышла из комнаты, прежде чем Хироко опомнилась. Салли стала не только недоброй, но и грубой и едва поздоровалась с Тадаси, когда позднее вечером он зашел пожелать всей семье веселого Рождества. Он принес в подарок чудесную акварель, написанную его матерью и изображающую закат в горах.

— Похоже, Салли в отличном настроении, — шутливо заметил Тадаси, а Хироко застонала.

— Сегодня утром я была готова ударить ее, — призналась она.

— Тогда напрасно ты сдержалась — это наверняка охладило бы ее пыл.

Хироко рассмеялась, а потом отправилась вместе с ним прогуляться. Прогулка затянулась надолго, и это насторожило Рэйко.

— Что-то напоминают мне эти прогулки, — заметила она, обращаясь к Таку. — Ты не согласен?

Он улыбнулся в ответ:

— По-моему, она уже достаточно взрослая, чтобы решать самой, верно? — И добавил уже серьезнее:

— Тадаси — порядочный человек. Я уже говорил с Хироко о нем, но она не желает ничего слушать. А жаль, Тадаси был бы ей более подходящей парой, чем Питер.

— Но почему ты так думаешь? — Рэйко была удивлена, и Так повторил все, что недавно объяснял Хироко. — Может, ты и прав. Так, но она по-прежнему любит Питера.

За прошедшие месяцы Хироко не раз признавалась в этом в разговорах с Рэйко.

— Может статься, полюбит и Тадаеи, — практично заявил Так. — Он так привязан к Той о.

Хироко вскоре должен был исполниться двадцать один год, у нее был ребенок. Во многих отношениях для нее было бы лучше выйти замуж, к тому же такой брак ни у кого не вызвал бы возражений. Рэйко даже встретилась с матерью Тадаси, и та упомянула, как нравится ей Хироко.

Проходя через комнату, Салли услышала, о чем говорят родители, и выбежала, изо всех сил хлопнув дверью.

— Что это с ней? — удивленно и встревоженно спросил Такео. Он надеялся, что больше Салли не встречается с Хиро, — ее манеры день ото дня становились все хуже. Но потом Такео вспомнил: еще неделю назад Хиро увезли из лагеря, а Салли узнала, что у него была близкая подруга.

Всю неделю Салли пребывала в дурном настроении, казалось, вознамерившись всерьез отомстить Хироко.

— Ее самая большая беда — шестнадцатилетний возраст, — ответила Рэйко Такео. Салли вскоре должно было исполниться семнадцать, заключение на озере Тьюл ее не радовало. Несмотря на все попытки сделать жизнь в лагере более-менее сносной, его обитатели терпели постоянные лишения. Подросткам недоставало развлечений, доступных их бельм ровесникам, к которым привыкли и они сами, и их родители, старшие братья и сестры. Салли лишилась возможности носить нарядную одежду, посещать стадионы и кинотеатры, даже учиться в обычной школе. Она не могла покинуть пределы лагеря. Подобно остальным, она оказалась заключенной, должна была все время мерзнуть, носить безобразные свитера, жить за колючей проволокой, остерегаться болезней — поскольку лекарств не хватало на всех. Кроме того, ее постоянно мучил голод.

— На следующее лето мы отправим ее куда-нибудь, — сострил Так впервые за несколько месяцев. Праздники привели его в хорошее настроение, он даже сводил Рэйко на танцы в канун Нового года, и оба сошлись во мнении, что оркестр играл восхитительно.

Ночью Хироко предстояло дежурство — сестры распределились так, чтобы у каждой из них была возможность встретить праздник. Тадаси согласился работать вместе с Хироко.

Около полуночи обоим пришлось хлопотать над больным ребенком — у бедняжки открылась сильная рвота. Тадаси улыбнулся поверх головы пациента и одними губами прошептал:

— С Новым годом!

Потом, когда ребенок заснул и все было убрано, оба со смехом вспомнили, как встретили Новый год.

— Это стоит запомнить, — смеялся Тадаси. — Когда наши дети станут спрашивать, как мы провели вместе свой первый Новый год, можно рассказать им эту историю.

Эти слова встревожили Хироко. Пациенты спали, в лазарете было тихо, а Хироко и Тадаси сидели за столом, попивая наскоро приготовленный кофе.

— Не надо так говорить, Тадаси.

— Почему бы и нет? — На этот раз он заметно осмелел: чаще всего он опасался заводить разговор на деликатные темы, но сейчас решил воспользоваться шансом. — Нам всем недостает надежды, чтобы по-