Дверь открылась и закрылась вновь. Вошел парень, который стоял передо мной; я была следующей. Рейчел раздраженно засопела.

— Послушай, я не сделала домашнее задание по английской литературе, поэтому и пришла. Так что я здесь вовсе не из-за Грейс. Постой. Это значит, ты тут как раз из-за нее.

Я не очень понимала, каким образом она пришла к этому умозаключению, однако приходилось признать: она права. На миг мною овладело искушение рассказать Рейчел о просьбе Грейс разузнать для нее про летнюю школу, главным образом для демонстрации своего превосходства, ведь Грейс доверилась мне первой. Хвастовство всегда было моей слабостью. Впрочем, пользы от этого не было бы никому.

— Мне нужно уточнить кое-что по поводу зачетов, — отрезала я.

Мы стояли в неловком молчании людей, связанных общим знакомством и ничем более. Мимо прошла группа парней. Они смеялись и издавали дурацкие звуки, потому что были парнями, а большинство старшеклассников мужского пола именно так себя и ведут. В школе все так же пахло мексиканской едой. Я все так же продолжала прикидывать, как начать разговор с мисс Маккей.

Рейчел прислонилась к стене и, глядя на шкафчики напротив, произнесла:

— Это сразу как-то расширяет границы представлений о мире?

Ее наивный вопрос почему-то вызвал у меня раздражение.

— Это всего лишь еще один способ умереть.

Рейчел устремила взгляд куда-то мне в висок.

— Ты всегда по умолчанию включаешь стерву? Это прокатывает, пока ты молодая и симпатичная. Потом тебе останется разве что преподавать углубленный курс истории.

Я взглянула на нее и прищурилась.

— Про «девочку не от мира сего» можно сказать то же самое.

Рейчел улыбнулась от уха до уха с видом воплощенной невинности.

— То есть ты хочешь сказать, что считаешь меня симпатичной.

Да, Рейчел оказалась достойной противницей. Доставлять ей удовольствие видеть мою улыбку я не собиралась, но, боюсь, глаза меня выдали. Дверь распахнулась. Мы переглянулись. Все-таки Грейс могло куда меньше повезти с союзниками.

Переступив порог кабинета мисс Маккей, я подумала, что Рейчел все же была права. Границы моих представлений о мире с каждым днем становились все шире и шире.

Еще один день, еще одна ночь. На улице было темно хоть глаз выколи. Мы — я и Сэм — находились в «Квикмарте» в нескольких милях от дома и не доезжая еще нескольких миль до Мерси-Фоллз. Это был круглосуточный магазинчик при автозаправке для растяп, которые на ночь глядя спохватывались, что забыли купить молока. Собственно, именно поэтому мы с ним здесь и оказались. Вернее, поэтому здесь оказался Сэм. Отчасти потому, что у нас не было молока, а отчасти потому, что я уже понял — Сэм не ложится спать, пока кто-нибудь не велит ему, а я этого делать не собирался. Обычно эту обязанность исполняла Грейс, но Изабел несколько минут назад позвонила и сообщила нам точную модель вертолета, с которого будет производиться отстрел. Конечно, нервы у всех были слегка натянуты. Грейс с Сэмом затеяли безмолвный спор, в котором участвовали одни лишь взгляды, и Грейс вышла победительницей, потому что она отправилась печь булочки, а Сэм, надувшись, принялся бренчать на гитаре в углу дивана. Если эти двое когда-нибудь заведут детей, у тех просто для самозащиты должна быть непереносимость глютена[12].

Для булочек требовалось молоко.

Вот Сэм и поехал сюда за молоком, поскольку обычные супермаркеты закрываются в девять. Я, со своей стороны, поехал в «Квикмарт» из опасения, что если пробуду в доме Бека еще хотя бы секунду, то что-нибудь сломаю. С каждым днем я все глубже и глубже проникал в природу волков, но охота была уже почти на носу. Через несколько дней от всех моих экспериментов толку будет как от медицинских опытов на динозаврах.

Таким образом, мы и оказались в «Квикмарте» в одиннадцать вечера. Я ткнул в стойку с презервативами, но Сэм ответил мне взглядом, начисто лишенным какого-либо веселья. Видимо, он имел с ними дело или слишком редко, или слишком часто, чтобы находить в них что-либо смешное.

Не находя себе места, я отправился бродить между стеллажами. Маленькая затрапезная автозаправка казалась похожей на реальный мир. Реальный мир после того, как я развалил «Наркотику», исчезнув в компании Виктора. Реальный мир, в котором я улыбался в камеры наблюдения и в котором они иногда могли улыбнуться мне в ответ. Негромкая кантри-музыка лилась из динамиков, подвешенных рядом с указателями туалетов («Только для покупателей магазина»). К окнам подступала иззелена-черная ночь, какая бывает только за окнами автозаправок. Как будто мы одни не спали в сонном мире, и к тому же я никогда еще не чувствовал такой ясности сознания. Я покопался в шоколадных батончиках, которые назывались соблазнительней, чем были на вкус, по привычке пролистал таблоиды на предмет упоминаний обо мне, мазнул взглядом по стойке лекарств от простуды по завышенным ценам, которые больше никак ни влияли ни на мой сон, ни на способность управлять автомобилем, и понял, что здесь нет ничего из нужного мне.

Карман оттягивал маленький черный «мустанг», который подарила Изабел. Он не выходил у меня из головы. Я вытащил машинку из кармана и покатил по полке туда, где перед холодильником с молоком стоял Сэм, засунув руки в карманы куртки. Несмотря на то что молоко находилось прямо перед ним, на лице у него застыло нерешительное выражение; он явно был поглощен какими-то другими проблемами.

— Двухпроцентное — отличный компромисс между обезжиренным и цельным, если ты никак не можешь решить, какое брать, — подсказал я.

Мне хотелось, чтобы Сэм спросил про «мустанг», поинтересовался, какого черта я маюсь дурью. Я думал об Изабел, о флакончиках в двери холодильника, о том, как впервые превратился в волка, о темноте, подступающей к окнам.

— У нас почти не осталось времени, Коул, — сказал Сэм.

Электронный сигнал открывающейся двери не дал ему договорить, а мне — ответить. Я не стал оборачиваться, но по загривку у меня побежали мурашки. Сэм тоже не повернул головы, но выражение его лица изменилось. Стало напряженным. Вот на что я подсознательно отреагировал.

В мозгу роем пронеслись воспоминания. Волки в лесу, уши, встающие торчком и настороженно подрагивающие. Нос по ветру, запах оленя в воздухе, время охоты. Безмолвное согласие, что настало время действовать.

Кассир и вошедший вполголоса обменялись приветствиями. Сэм положил руку на ручку холодильника, но так и не открыл его.

— Может, не так уж нам и нужно это молоко, — сказал он.

Это был Джон Маркс, старший брат Оливии.

Общение с Джоном всегда давалось мне нелегко: мы были едва знакомы, и каждый разговор выходил натянутым. А теперь его сестра погибла, а Грейс считалась пропавшей без вести. Зря мы сюда потащились. Теперь ничего не оставалось, кроме как вести себя как ни в чем не бывало. Джон был явно на взводе. Когда он подошел к прилавку и стал рассматривать жевательную резинку, я остановился рядом с ним. От него пахло спиртным. Это было печально, ведь Джон казался таким юным.

— Привет, — произнес я еле слышно, просто из вежливости.

Джон отрывисто кивнул в ответ на мое приветствие.

— Как поживаешь. Это не был вопрос.

— Пять долларов двадцать один цент, — сказал кассир, худощавый мужчина с постоянно опущенными глазами. Я отсчитал купюры. На Джона я не смотрел. Только бы он не узнал Коула. Я покосился на глаз камеры наблюдения, взирающий на нас с потолка.