Брисбен.

Ничего, был мой ответ. На самом деле все, что я мог сказать по этому поводу, было сказано прошлой ночью моей гитаре.

…нельзя потерять ту, которую сам завел не туда

много лет назад

прекрати искать

прекрати искать

Впрочем, песня была еще слишком сырой для обнародования, и я лишь молча повесил трубку.

В пятницу Грейс заявила, что едет на полуостров вместе с нами.

— Хочу, чтобы Кениг увидел меня собственными глазами. — Она сидела на кровати и разбирала выстиранные носки, пока я изобретал различные способы складывать полотенца. — Если он будет знать, что я жива, никакого дела об исчезновении не может быть.

Нерешительность неперевариваемым комом встала у меня в животе. Последствия такого поступка стремительно прокручивались в голове.

— Он скажет, что ты должна вернуться к родителям.

— Значит, поедем и покажемся им. — Грейс швырнула дырявый носок в конец кровати. — Сначала на полуостров, а потом к ним.

— Грейс? — произнес я, сам до конца не понимая, о чем ее прошу.

— Их вечно нет дома, — беспечно отозвалась она. — Если они там окажутся, значит, так суждено. И не смотри на меня так, Сэм. Я устала от этого… от этой неопределенности. Я не могу расслабиться, я постоянно жду, когда опустится топор. Я не собираюсь терпеть, чтобы тебя подозревали в… в… не знаю, в чем там тебя подозревают. В том, что ты похитил меня. Или убил. Неважно. У меня сейчас не так много возможностей, но это сделать в моих силах. Я не могу выносить, когда о тебе так думают.

— Но твои родители…

Грейс скатала шарик из носков, которые остались без пары. Неужели я все это время, сам того не подозревая, ходил в разных носках?

— До моего восемнадцатилетия осталась всего пара месяцев, Сэм, и тогда они больше не смогут требовать подчинения. У них есть выбор — пойти напролом и потерять меня навсегда, как только мне стукнет восемнадцать, или включить здравый смысл, и тогда, возможно, в один прекрасный день мы снова начнем с ними разговаривать. Не исключено. Это правда, что папа тебя ударил? Коул так сказал.

Ответ она прочитала на моем лице.

— Правда, — констатировала она со вздохом; с самого начала нашего разговора это было первое свидетельство того, что эта тема для нее болезненна. — Вот почему у меня не возникнет никаких проблем в разговоре с ними.

— Терпеть не могу ссориться, — пробормотал я.

Пожалуй, ничего более бесполезного в жизни я еще не говорил.

— Не понимаю, — произнесла Грейс, вытягивая ноги, — откуда у парня, который вечно ходит босиком, могло взяться такое количество непарных носков.

Мы оба как по команде уставились на мои босые ноги. Она протянула руку, словно могла дотянуться со своего места до моих пяток. Я перехватил ее руку и поцеловал в ладонь. От нее пахло маслом, мукой и домом.

— Ладно, — произнес я. — Будь по-твоему. Кениг, потом твои родители.

— Лучше планировать заранее, — сказала она.

Я не знал, правильно это или нет. Но у меня было такое чувство, что правильно.

Я не забыла о просьбе Грейс разузнать про летнюю школу, но мне пришлось поломать голову, придумывая, с какой стороны подступиться к этому делу. Если бы я сделала вид, что интересуюсь для себя, это вызвало бы подозрения. В конце концов способ нашелся благодаря счастливой случайности. Разбирая школьный рюкзак, я наткнулась на старую записку от мисс Маккей, которая в прошлом году была моей любимой учительницей. Сама по себе записка была ни о чем, но это не имело никакого значения. Написана она была в один из моих «сложных» периодов, как именовала их моя матушка. Мисс Маккей писала, что рада будет помочь мне, если я позволю. Это напомнило мне о том, что учительница всегда готова была дать дельный совет, не задавая при этом лишних вопросов.

К несчастью, я была не единственной, кто придерживался о мисс Маккей подобного мнения, поэтому после уроков к ней в кабинет, как обычно, выстроилась очередь. Поскольку преподавала она английскую литературу, для постороннего глаза это выглядело так, будто пятерым старшеклассникам до смерти приспичило во внеурочное время заняться углубленным изучением Чосера [11].

Дверь кабинета распахнулась, выпуская Хейли Олсен, и ее место заняла девица, стоявшая передо мной. Я продвинулась на шаг вперед и прислонилась к стене. Надеюсь, Грейс понимала, как много я для нее делаю. Сейчас я уже могла бы быть дома, предаваться там безделью. Утопать в грезах. В последнее время качество моих грез кардинально улучшилось.

За спиной у меня прозвучали чьи-то шаги, потом послышался стук сброшенного на пол рюкзака. Я обернулась.

Рейчел.

Рейчел казалась какой-то карикатурой на подростка. Все эти ее полосочки, нелепые балахоны, косички и хвостики, которые она сооружала у себя на голове, как и вообще вся манера подавать себя, производили впечатление жуткой застенчивости и наивности. Эдакая простушка не от мира сего. Впрочем, простушкой можно быть, а можно ее изображать. Я ничего не имею против ни того ни другого, но предпочитаю понимать, с кем общаюсь. Рейчел прекрасно знала, какое впечатление хочет производить на людей, и вела себя в точном соответствии с этим. Она была далеко не дура.

Рейчел перехватила мой взгляд, но сделала вид, что ничего не заметила. Впрочем, зерно подозрения уже было посеяно.

— Странно видеть тебя здесь, — бросила я.

Рейчел состроила гримаску, которая промелькнула и исчезла со скоростью кинематографического кадра: слишком стремительно, чтобы человеческий глаз успел ее воспринять.

— Странно.

Я склонилась к ней и понизила голос.

— Ты ведь здесь не затем, чтобы поговорить о Грейс?

Ее глаза расширились.

— Я уже и так хожу к психологу, но это не твое дело.

Крепкий орешек.

— Ясно. Не сомневаюсь, что так оно и есть. Значит, ты не собираешься ничего рассказывать мисс Маккей про нее и про волков, — протянула я. — Конечно, это была бы такая несусветная глупость, что и говорить не хочется.

Лицо Рейчел вдруг просветлело.

— Ты все знаешь.

Я лишь выразительно посмотрела на нее.

— Значит, это действительно правда. — Рейчел потерла плечо и принялась внимательно разглядывать пол у себя под ногами.

— Я все видела своими глазами.

Рейчел вздохнула.

— Кто еще знает?

— Никто. И так оно и останется впредь.