вышло! Теперь думаю – жива ли вообще моя Танюша?

– Что-то я не совсем понимаю, – растерялся Северянинов. – Ваша племянница связана с террористами?

– Да она по глупости к ним примкнула. Я это и генералу усатому объяснил, и он со мной согласился… А теперь где ее искать, эту чертову девку?

– Ты меня удивляешь, – огорченно заметил майор.

Он бросил эту банальную фразу потому, что просто не знал, что сказать. Теперь он смотрел на проводника совершенно другими глазами, и многое в поведении Пантелея стало ему понятным.

– Да не волнуйся ты так, – как можно увереннее проговорил майор. – Отыщется твоя племянница.

И, чтобы не слушать больше откровений Пантелея, решительным шагом двинулся по направлению к постройкам.

Не успел Северянинов сделать и десятка шагов, как откуда-то сверху прогрохотала автоматная очередь. В то же мгновение над головой майора раздалось грозное шипение реактивного снаряда. Где-то позади прогремел взрыв. Затем еще один, и еще…

Треск падающих деревьев, пламя, взметнувшееся над домами, нечленораздельные крики, выстрелы – на какую-то долю секунду Северянинов решил, что сходит с ума. И тут же отчетливо осознал: его отряд попал в западню. Спецназовцы умели все – атаковать противника в ближнем бою, проводить зачистку территории, с минимальными потерями захватывать вражеские объекты, но были бессильны против гранатометов. А именно это оружие имелось у террористов. И, судя по частоте разрывов, в неограниченном количестве.

Спецназовцев расстреливали, как щенят, заставляя отступать в болото. Расстреливали беспощадно, и было вообще удивительно, что у бойцов хватает мужества сопротивляться. Из гранатометов палили беспрерывно, и, как показалось Северянинову, выстрелы доносились откуда-то сверху. Он упал на землю и, работая локтями, отполз в густой кустарник. Передернул затвор автомата и, не целясь, выпустил длинную очередь. Судорожно огляделся, взглядом разыскивая Пантелея. Но проводника нигде не было. Да что можно было разглядеть в этой мясорубке?

Церковь и другие деревянные постройки горели. Яркое пламя освещало территорию, и спецназовцы были видны как на ладони. То тут, то там слышались протяжные стоны и крики. Отряд нес потери.

Вскоре майору удалось разглядеть одно из укрытий противника. Почти на самой вершине огромного дерева было сооружено что-то похожее на шалаш. Укрытие, выполненное вполне профессионально, в лучших традициях военного искусства, если бы не одно «но». Боевики, которые остались в лагере, рано или поздно должны были погибнуть.

Это открытие почему-то неприятно поразило Северянинова. Поразило и одновременно испугало. Стреляя, он попытался продвинуться вперед, но тут же рядом с ним взметнулись зловещие фонтанчики. Майор понимал, что проигрыш неизбежен, что его ребята оказались недостаточно подготовленными к этой схватке. Он не знал, сколько террористов осталось в лагере, но предполагал, что не больше пяти человек. И что им нечего терять, поэтому они будут драться насмерть.

«Где вертолеты? – вдруг вспомнил он. – Ведь Погоржельский обещал прикрытие с воздуха! Вот сволочь… Его бы самого в этот ад…»

В следующее мгновение майор почувствовал, что его с неимоверной силой подбросило в воздух. Лицо опалило огнем, в ушах зазвенело, и Северянинов, пролетев несколько метров, ударился затылком о дерево. Последним, что промелькнуло в его воспаленном мозгу, была странная фраза, вычитанная им у одного из философов:

«Ликующий на костре торжествует не над болью, а над тем, что он не чувствует никакой боли там, где он ее ожидал…»

Целую ночь и несколько утренних часов Константин не мог дозвониться до Ларисы. Женевский номер не отвечал, словно она вообще никогда не жила в этом городе.

«Я столько времени не давал о себе знать! А вдруг Лариса заболела и ее положили в клинику? Нет, не может этого быть – когда я уезжал, она чувствовала себя вполне нормально».

В конце концов Панфилов не выдержал. Он забронировал по телефону билет на ближайший рейс до Женевы и принялся собирать вещи. Он укладывал в сумку свитер, когда зазвонил телефон.

– Вот черт, – выругался Константин и снял трубку: – Я слушаю…

– Привет, – поздоровался генерал Фалунчук.

И хотя, кроме этого короткого словца, Валерий Андреевич ничего не сказал, Панфилов понял – у генерала опять крупные неприятности. А это скорее всего могло означать только одно – с вылетом в Женеву придется повременить.

«Нет, нет и нет!» – твердо сказал себе Константин, а вслух спросил:

– Что нового?

– Нужно встретиться и поговорить. Жду через полчаса на перекрестке.

В трубке послышались короткие гудки, и Панфилов едва не зашвырнул телефон в угол. Генерал действовал напористо – Константин только начал подбирать аргументы для отказа, а Валерий Андреевич уже прервал связь, оставив последнее слово за собой.

«Ладно, схожу на встречу, – решил Панфилов, – но только для того, чтобы послать шефа к чертовой бабушке!»

Эта мысль немного успокоила его разгоряченное воображение. На всякий случай он еще раз попытался связаться с Ларисой, но вновь безрезультатно.

В назначенное время Панфилов стоял в условленном переулке. Если генерал хотел поговорить с Константином в управлении, то присылал свою служебную машину, черную «Ауди» с двумя антеннами и затемненными стеклами.

На этот раз Фалунчук приехал на встречу на такси. Автомобиль с шашечками взвизгнул тормозами и замер у бордюра, а из салона, тяжело отдуваясь, выбрался Валерий Андреевич Фалунчук. Константин двинулся ему навстречу, заранее приготовив шутливую фразу:

«Что, товарищ генерал, разжаловали? Забрали служебную машину? И теперь вы, как все простые смертные, ездите на «моторе»?»

Однако, взглянув на озабоченное лицо Фалунчука, решил, что благоразумнее промолчать.

– Привет, Константин, – генерал протянул руку и, заглянув в глаза Панфилова, удивленно вздохнул: – Черт, да ты все еще выглядишь усталым!

– У меня проблемы – Лариса куда-то пропала.

– Как это пропала?

По интонации Фалунчука Константин сразу определил, что генерал задал этот вопрос из вежливости, а его мысли в данный момент занимает нечто иное, на его взгляд гораздо более важное, чем Лариса Быстрицкая. Именно поэтому Константин решил не вдаваться в подробности и коротко ответил:

– Я не могу до нее дозвониться. Никто не поднимает трубку.

– Понятно…

Генерал опустил голову и принялся рассматривать свои ботинки.

– Валерий Андреевич, у меня через три часа самолет, так что побыстрее выкладывайте, что стряслось, – поторопил Константин.

Фалунчук мгновенно встрепенулся. Его глубоко посаженные глаза нервно блеснули, а на лице промелькнула растерянность:

– Куда это ты собрался?

– В Женеву, куда еще?

– Знаешь, Константин, а ведь с вылетом придется повременить, – осторожно начал Фалунчук и тут же перевел разговор на другую тему, не став дожидаться возмущенной реакции Панфилова. – А что это мы с тобой здесь стоим, а? Пошли к тебе, что ли? Или ты не приглашаешь?

Он кивнул в сторону дома, где располагалась мастерская Константина.

– Пойдемте, – нехотя согласился тот.

Панфилов сразу смекнул, что генерал пришел к нему по делу. И не просто по делу, а по очень важному и срочному.