Глава шестьдесят вторая
Мы бросаемся вперед. Тут нет никакого ритма, никаких размышлений. Я помню лишь о том, что нужно вывести Дав к воде. Никому другому не захочется оказаться рядом с ноябрьским океаном без самой крайней необходимости. Копыта Дав касаются края прибоя, соленая вода туманом окружает мое лицо. Каким-то образом соль успела уже осесть между моими пальцами и поводьями, и ее кристаллы обжигают и царапают.
Я чувствую сильный толчок в ногу, застежка стремени врезается в кожу, и я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть наседающего на меня кабилл-ушти. Я рывком поворачиваю Дав глубже в волны прибоя, а гнедой тянется к ней зубами. Его уши прижаты, и я вижу, что в седле — Джеральд Финней. Он так стиснул поводья, что у него побелели костяшки пальцев, но на меня он не смотрит. А я чувствую по той дрожи, что передалась мне через седло, — Дав узнала его водяного коня. Я сжимаю ее бока коленями.
«Рано еще пугаться, Дав! У нас долгая дорога впереди».
Я слишком поздно вспоминаю, что надо было поберечь силы Дав, и тут же слегка придерживаю ее. Водяные лошади обгоняют нас; зеленый цвет — Ян Прайвит, светло-голубой — Блэкуэлл, золотой — пегая кобыла… Но я не вижу красного жеребца и темно-синего цвета. И понятия не имею, то ли Шон уже так далеко впереди, что мне его не рассмотреть, то ли он где-то рядом…
Я ищу Пак или Дав, но ничего не разобрать в этой мешанине тел. Корр могуч, он в моих руках; мои усталые плечи уже болят оттого, что приходится удерживать вес жеребца. Лодыжки жжет от трущейся о них кожи стремян. Я не знаю, как долго мне придется удерживать Корра сзади толпы ради поисков Пак. Сзади хуже всего; кабилл-ушти отстают от гонки не потому, что слишком медленно бегут, а потому, что дерутся друг с другом или рвутся к морю. Чьи-то копыта впереди швыряют песок мне в лицо. Глаза щиплет, но я не могу высвободить руку, чтобы смахнуть его.
Слева от меня серый и гнедой сцепились друг с другом. Они пытаются и Корра вовлечь в схватку. Я удерживаю его и заставляю уйти вперед — не слишком далеко, потому что если Пак где-то поблизости, я не хочу оставлять ее позади. Мои руки сами собой зарываются в мокрую от пота гриву на холке Корра, и я чувствую, как дрожат все его мышцы от зова ноябрьского моря. Я шепчу ему на ухо, прося держаться.
Я смотрю направо, ища Пак; но там никого, кроме серого коня, ступившего в волны прибоя. Он уже почти окончательно морское существо. Его глаза на удлиненной голове превратились в щелки. Серый извивается и дергается, его куда больше интересует всадник на спине, чем бега. Откуда-то на меня летит пучок водорослей, они цепляются за мою щеку, как холодная лапа.
Еще один кабилл-ушти напирает на меня слева; он щелкает зубами, стараясь ухватить меня за ногу, прежде чем наездник справляется с ним и отводит в сторону. Я не могу оставаться здесь. Нужно быстрее вырваться на открытое место и найти все-таки Пак. Если она до сих пор не выбралась из этой мешанины, она может уже быть мертва.
Я наклоняюсь к шее Корра и шепчу, но впервые не думаю о том, что именно произношу.
Правда, это не имеет значения. Корр знает, что мне нужно, ему незачем это объяснять, и он бросается прочь от сгрудившихся позади кабилл-ушти.
Прямо впереди — открытый коридор, где сцепились три лидера. В прошлом году я бы тотчас рванулся в эту прореху вместе с Корром, и им пришлось бы только отсчитывать корпуса между Корром и остальными наездниками до самого финиша.
Но я не делаю этого хода.
Я жду.
Хватает одной минуты на то, чтобы Дав уже укусили, и еще нескольких секунд для того, чтобы в меня впилось нечто, по остроте подобное бритве, что я никак не могла бы принять за лошадиные зубы. У меня нет времени на рассматривание раны или размышления о том, кто именно меня цапнул. Мы заперты среди столкнувшихся между собой тел. Даже сквозь рев ветра в моих ушах я слышу ржание и визг, рычание и фырканье… водяные кони сражаются между собой.
Я ощущаю, как из разреза на бедре льется приводящий меня в замешательство горячий ручеек крови, но еще не чувствую боли. Что бы там меня ни порезало, оно было достаточно острым, чтобы рана оказалась чистой.
Дав начинает паниковать. Движение справа заставляет ее резко дернуть головой, настолько резко, что повод вскрывает один из волдырей на моей ладони, и меня как будто обжигает кипятком. Я вижу, как Дав бешено таращит глаза.
Мне необходимо выбраться отсюда. Песок царапает мне щеки и уголки глаз, но я не могу его смахнуть, руки у меня заняты. Я не вижу возможности прорваться вперед, пока кабилл-ушти справа от меня продолжает рваться в океан, подпрыгивая в волнах прибоя, извиваясь в страстном желании сбросить наездника.
Это Финней. Его взгляд на долю мгновения встречается с моим, руки бьют по воде — а затем тусклые зубы его водяной лошади впиваются ему в скулу.
А потом я проношусь мимо них, а они исчезают, и только вода кипит, и темное пятно расползается по плечу Дав… и мне худо, худо, так худо…
И тут вдруг впереди, где только что был какой-то кабилл-ушти, открывается узкий проход. Если я сейчас рвану в него, заставляя Дав расходовать драгоценные силы, мы можем оторваться…
К тому же нет пользы в том, чтобы беречь силы Дав, если мы погибнем в этой всеобщей схватке. Я вжимаю пятки в разгоряченные бока лошадки — и это неожиданно для меня срабатывает. Дав обретает второе дыхание, наверное, потому что мы выскакиваем из небольшого взбесившегося табуна, в котором совсем было застряли. И тогда я вижу красного жеребца под синим цветом — он несется сразу за лидерами, а на его спине согнулся Шон Кендрик.
Я смахиваю кровь с плеча Дав, вокруг укуса. Укус неглубок, но я все равно чувствую себя виноватой. Я извиняюсь перед моей лошадкой, а она в ответ встряхивает дрожащими ушами. Я чуть заметно отпускаю поводья.
Дав еще напугана, но на мгновение мне удалось добиться ее внимания.
«Сосредоточься».
Я вспоминаю скачку по утесам, о том, как удержать Дав на прямой, как успокоить ее… Я вспоминаю водяную лошадь, прыгающую с края утеса. Секрет успеха в том, чтобы помнить о бегах, в то время как остальные забывают обо всем, кроме океана.
У меня хватит твердости.
Справа от нас появляется кто-то новенький, и Корр, обезумевший от прикосновения моря, дергает головой, стремясь укусить догнавшую его лошадь. Я успеваю его удержать, а лошадь рядом вздрагивает, но продолжает идти по прямой. Черные прижатые уши. Мельче, чем Корр. Мельче вообще всех лошадей на этом берегу. Обычные мышцы, ритмично работающие под шкурой…
Это Дав, идущая с нами ноздря в ноздрю, и за ее седлом трепещут перья. Я бросаю еще один взгляд на Пак, потом на Дав и еще один… Дав покусана, но не сильно. Пак тоже в крови. Но в отличие от рваной раны Дав рана Пак чистая и длинная, ткань ее бриджей разрезана ровно. Это сделал нож, а не зубы лошади. Кого-то сильно разозлило то, что Пак все же очутилась на песчаном берегу вместе с нами. Но если думать об этом слишком долго, можно впасть в бешенство и утратить сосредоточенность, а я не могу позволить себе этого.
Потому что впереди царит хаос. Я слышу худшие из всех возможных звуков — неровное дыхание
