Клеркенуэлл-корт
Утро 23 октября 1714
Роджер уж как-нибудь да узнал бы о предстоящем обыске. Роджер выставил бы оборону — нет, не так, он бы встретил Исаака Ньютона, графа Лоствителского и королевских курьеров кофием с горячими булочками и превратил налёт на Двор технологических искусств в познавательный осмотр для узкого круга приглашённых.
Однако Даниель был не Роджер, поэтому к его появлению обыск шёл уже два часа. При лучшей организации всё бы закончилось раньше. Однако заинтересованность в деле проявили несколько ведомств, так что подготовка оказалась разом чрезмерной и недостаточной. Очевидно, прошли заседания. Молодые светлые головы выступили, наметили основные пункты, их слова были занесены в протокол. Кто-то предположил, что двери склепа придётся ломать. Составили реестр необходимого снаряжения: петарды, лебёдки, воловьи упряжки. Накладки происходили одна за другой. Никто не пришёл в назначенное время. Важные люди, вместо того, чтобы посмеяться над нелепостью происходящего, упрямились либо возмущались. Солдаты в ожидании приказов ловили мух и оторопело качали головами.
Примерно это Даниель и увидел, когда часов в девять утра подошёл к Двору технологических искусств. Подошёл, потому что из-за обыска и его нечаянных последствий движение на Коппис-роу встало. Даниель вынужден был бросить портшез и последние четверть мили пройти пешком. В каком-то смысле так было даже лучше: выскочи он из портшеза в самой гуще событий, важные люди сразу захотели бы с ним побеседовать. Теперь же Даниель оказался на месте, не привлекая ничьего внимания.
За одним исключением: по пути он миновал стоящую в заторе карету герцогини Аркашон- Йглмской.
— Едете посмотреть на то, что сталось с вашими капиталовложениями? — спросил Даниель, проходя мимо. Сторонний наблюдатель решил бы, что он разговаривает сам с собой.
Изнутри донеслось шуршание бумаг — видимо, герцогиня читала почту.
— Доброе утро, доктор Уотерхауз. Можно заглянуть к вам через несколько минут?
— Я приглашаю вас подняться в пустую квартиру над часовой лавкой, — крикнул Даниель через плечо. — Считайте её персональной ложей, из которой вы будете наблюдать комедию ошибок.
Через минуту Даниель прошёл через боковую калитку и оказался посреди двора раньше, чем кто-либо его заметил. Теперь все желали знать, как давно он здесь находится.
— Доктор Уотерхауз! — воскликнул граф Лоствителский. — Как давно вы здесь?
— Изрядное время, — отвечал Даниель, стараясь, чтобы голос его прозвучал зловеще.
— Я несколько огорчен, — начал граф. Даниель рассердился было, потом сообразил, что граф как человек благовоспитанный сглаживает всё почти до утраты смысла. На самом деле он хотел сказать, что очень сожалеет. Даниель попытался ответить в той же манере:
— Вероятно, вы почувствовали некоторую неловкость.
— Ничуть, — отвечал граф, имея в виду: «Мне хотелось сквозь землю провалиться».
— Дело в какой-то степени щепетильное, — продолжал Даниель. — Разумеется, ваш долг офицера превыше всего. Я вижу, что вы прекрасно его исполняете.
— Боже, храни короля, — откликнулся граф. По-видимому, это означало: «Вы всё правильно поняли, спасибо, что не держите на меня зла».
— …храни короля, — кивнул Даниель, подразумевая: «не стоит благодарности».
— Сэр Исаак… внизу, — сообщил граф, указывая взглядом на ворота крипты. Они были открыты и, насколько Даниель мог видеть, не взломаны.
— Как вы их открыли? — спросил он.
— Мы стояли и обсуждали, как их взломать, потом пришёл огромного роста человек и отпер замки.
Даниель откланялся и зашагал к воротам, не обращая внимания на двух высокопоставленных господ, которые его приметили и теперь хотели знать, как давно он здесь находится.
— Как давно вы здесь? — спросил сэр Исаак Ньютон.
Гробница тамплиеров являла собой пузырь тёплого дыма, столько внесли сюда фонарей и свеч. Пар от них и от дыхания полудюжины рабочих, орудующих лопатами, конденсируясь на холодном камне и меди саркофагов, струйками сбегал на землю.
— Изрядное время, — буркнул Даниель. У него было много оснований для недовольства, но сильнее всего раздражало, что Исаак, умеющий быть таким интересным, ввязавшись в низкие житейские дрязги, сделался настолько банален.
Даниелю пришлось напомнить себе, что этот повод досадовать — самый эфемерный.
— Всё из-за дуэли на пушках, третьего дня на Тауэрском холме? — предположил он.
— Из-за неё и побега младших Шафто, — признал Исаак. — Мои свидетели имеют свойство исчезать, когда они больше всего нужны. Остался только Джек.
— Вы напрасно тревожите покой бедных храмовников, — сказал Даниель. — Вам должно быть очевидно, что тут уже ничего нет.
— Конечно, — ответил Исаак, — но в дело замешаны другие силы, и они не так быстро замечают очевидное, как вы и я.
Это прозвучало почти комплиментом: Исаак на мгновение поднял Даниеля до себя. Тот в первое мгновение поддался на лесть, потом насторожился.
— Благодарить надо Уайта, — продолжал Исаак. — Думаю, он хотел умереть — уйти от правосудия. Однако Уайт не предвидел, как именно он погибнет, и это обернулось мне на пользу.
— Вы хотите сказать, потому что вызвало у нового правительства приступ паники?
Вместо ответа Исаак развёл руками и кивнул на распаренных землекопов.
— Когда им, как мне, надоест переворачивать вверх дном этот двор, они перейдут в Брайдуэлл, а если и там ничего не найдут, то дальше по следу в Английский банк.
Даниель знал, что у фразы есть продолжение, которое незачем было произносить вслух: «Если вы не уступите мне немного того, что я хочу». В тот миг он готов был ринуться в банк и взять немного Соломонова золота для старого друга. Почему бы и нет? Соломон Коган заметит недостачу, Пётр Великий разгневается, но всё наверняка как-нибудь удастся уладить.
И тут Исаак заговорил:
— Утверждают, что какой-то безумный старик напоил толпу допьяна и рассказывал ей сказки про спрятанное золото, чтобы Шафто смогли незаметно выбраться из Флитской тюрьмы.
Это всё испортило. Даниель вспомнил, почему надо держать у себя всё Соломоново золото до последней крупицы: потому что люди к нему стремятся и оно даёт власть, которая ещё может Даниелю понадобиться. И ещё он вспомнил, как нелеп весь алхимический взгляд на мир. Посему Даниель ничего больше не сказал про Соломоново золото, но простился с Исааком и вышел наружу. Через минуту он был уже с герцогиней Аркашон-Йглмской в пустом помещении над бывшим Двором технологических искусств.
— Вам не следовало оставлять меня тут в одиночестве, — сказала она.
Почему-то у Даниеля не создалось впечатления, что его упрекают в нарушении светских условностей.
— Ваша светлость?
Она стояла у окна, выходящего во двор, и говорила с Даниелем через плечо. Он подошёл и встал рядом, но чуть в сторонке, чтобы суетящиеся внизу чиновники не увидели их вместе в одном окне.
— Что-то меня смущало в этих капиталовложениях с тех самых пор, как я на них согласилась, — продолжала она.
Если бы те же слова были произнесены в сердцах, Даниель, наверное, повернулся бы и бежал до самого Массачусетса. Однако Элиза говорила озадаченно и немного рассеянно, с тенью улыбки на
